tatar.uz

из воспоминаний его жены Фатихи Хамзиной.. стр.12

.. С большим опытом трудовой жизни и непрерывной, упорной самоподготовкой к практической работе, Макаев достиг умения разбираться в предметах и науках необходимых для подготовки среднего специалиста по народному хозяйству. Он хорошо понимал остроту воп-ра о кадрах к данному периоду времени и старательно готовился.

Такой усидчивой работоспособностью Макаев Х. З. работал преподавателем
I — В технических курсах маслозавода №3 до 1930 г.
II — Работал в школах сельского хоз-ва колхозной молодежи до 1933 г.

ru.wikipedia.org/wiki/Каримова,_Разия_Зариф-кызы..

.. В 1929 году поступила на подготовительное отделение Ферганского медицинского техникума, где систематически принимала активное участие в художественной самодеятельности, и была руководителем кружка одновременно.

Автобиографическая повесть сына Аюпа мурзы Дулатова.
Полную версию (с первой и последней главой) можно найти по адресу: http://grafomanam.net/works/384886

.. в 1929 году был направлен на работу в распоряжение в Министерство финансов Узбекской ССР, а министерство направило его в город Андижан банковским работником. ..

из мемуаров Инессы Башкирцевой (дочери Марьям Сафаровой), гл.2

После свадьбы Альфия-опая и Назым-абы наши взрослые вспоминали свои нелёгкие женские судьбы. Дау-опай и мама остались вдовами совсем молодыми. А Онькай хоть и не была вдовой, но её муж — мой дедушка Вали-абы — Мухаммад-Вали Сафаров — был жив-здоров, но ещё в г. Оренбурге он привёл в дом другую женщину. Он был красив, общительный, успешный, работал секретарём-управляющим Кожевенного завода у самого богатого человека в городе Оренбурге у Карима Хусаинова, имел красивый каллиграфический почерк, хорошо знал русский язык, был весьма грамотным человеком.

Вали-абы влюбился в молодую женщину, беженку из Литвы. Она была одинокая, её родители погибли в эвакуации. Звали её Клеопатра Львовна. Когда я уже была взрослой, наши родственники рассказывали, что у них была такая большая любовь, что она приняла мусульманство, и что они сделали обряд венчания — никах, — который делается обязательно с согласия жены, и нарекли её мусульманским именем Сиюмбика. Свою первую жену и детей Вали-абы обеспечивал также как и раньше, то есть не бросил, как принято у мусульман.

Когда боясь раскулачивания наши родственники уехали из Оренбурга в Среднюю Азию, кто в г. Фергану, кто в г. Андижан, кто в г. Коканд. Сейчас о его судьбе ничего неизвестно. Знаю, что Альфия-опай его не признавала, была против него и говорила, что он умер в Канаде от кровоизлияния мозга, и что он им не нужен. Это — мой дедушка, и мне его стало жалко. У нас дома есть его большой красивый портрет, мама очень на него похожа.

Из вышесказанного предполагаю, что наши татарские домочадцы по приезду в Ташкент заклевали Вали-абы из ревности, вынудили его уехать, несмотря на то, что в Ташкенте он работал на высокой должности в городском исполкоме. Онькай рассказывала, что за ним приезжала двуколка с извозчиком, отвозила его на работу, и что они тогда жили в центре города на ул. Зероблакская. А когда революция пришла уже в Среднюю Азию в Ташкент, воевать с басмачами — так называли местных богачей — и наши домашние слышали выстрелы и закрывали окна подушками и одеялами…

Сафарову Марьям Валиевну, которая окончив Ферганский медицинский техникум, отделение фармакология, ..

из рассказа Фахима Ильясова «Мои тетушки», о Нуранье дочери АбуБакира Хусаинова см.также 1950-е Алмазар..

Мама — Розия Галиевна Мукминова — выдающаяся советская учёная, доктор исторических наук, профессор. Она заведовала отделом Среднего Востока в Институте Истории Академии Наук Узбекистана.
Розия Галиевна родилась в Казани, однако, вследствие притеснений, вызванных прикреплением главе семьи ярлыка «лишенца», Мукминовы были вынуждены переехать в Коканд, позднее они перебрались в Ташкент.

из книги Аделя Беляева «Татарские родословные», стр.314-316..

из https://ru.wikipedia.org/wiki/Каримова,_Разия_Зариф-кызы..

В 1930 году, как отличившуюся на концертах самодеятельности, по приказу СНК УзССР, направили в театральную студию Самаркандского театра, где училась и одновременно работала…

из книги Аделя Беляева «Татарские родословные», стр.314-316..

Дневники Галии Кармышевой стр.416   (1)

.. В Андижане мы остановились у Ханафии. Через несколько дней Халиль закончил свои дела и мы отправились домой, в Москву. Был уже ноябрь месяц.

Дневники Галии Кармышевой стр.417   (2)

В Андижане я остановилась у упомянутого выше Ханафии Тинчурова. Получила письмо из дому и от Халиля. Он там устроился сортировщиком на кожевенном заводе.

Через некоторое время он мне написал: «В Ташкенте такой-то мне должен двести пятьдесят рублей. Ты съезди, получи эти деньги и приезжай ко мне в Вишеру».

Я из дому выехала всего с тридцатью рублями.

Дневники Галии Кармышевой стр.417..418

3

Решила поступить на работу, если найду подходящую. Знакомые советовали не торопиться, особенно кашгарцы. Они говорили: «Если Вы будете работать, нам будет стыдно. Неужели, когда мы есть, Вы будете работать, ради пропитания. Мы будем помогать Вам. Не беспокойтесь. И Халиль эфенди вернется через два года. Кто хорошо работает, сроки сокращают». И я решила не ехать в Вишеру.

Как хорошо, что я побывала в этих местах в прошлом году! Как трудно было бы попасть в незнакомые края к совсем незнакомым людям. Все равно было нелегко. Три года жизни — это немало. Я просила жену ханафии найти мне квартиру поблизости от них. Но поиски не увенчались успехом. Пришлось сныть довольно далеко. Я стала жить одна в отдельном дворе. Это был внутренний двор (ичкари), но хозяев не было. Каждый вечер ночевать ко мне приезжала старая мать Ханафии, но потом ей это надоело, и она перестала ездить.

Мне так было тоскливо здесь жить! Одна большая комната с большими окнами и дверью, выходящими во двор. Дом узбекский. Подоконники почти в уровень с полом. Мое имущество — чемодан, ящик, маленький самоварчик и постель скромная. Больше в комнате ничего нет. Каждый день я ходила на базар купить хлеба и молока. Самое неприятное чувство я испытывала, когда открывала дверь и входила в комнату. Замок двери открывался со звоном, и этот звон гулко отдавался в пустой комнате. Со временем мне трудно стало заставить себя войти в комнату. Вернувшись откуда-либо, я долго стою у двери в нерешительности: открыть или нет. Уже взявшись за ручку, еще немного стою. Но выбора нет, и вхожу в эту гулкую пустую комнату. Она мне кажется холодней могилы.

В разговорах выяснилось, что от меня совсем недалеко живет один очень хорошо знакомый человек. Это кашгарец по имени Нуретдин, женатый на узбечке. Я стала бывать у них. И они ко мне заходили. Потом из Оша приехал Бакыахун ака Турдиев. Узнав о наших мытарствах, расстроился.

Я сообщила ему, что от Халиля получила два письма и что он ему, Бакыахуну, передает привет. Бакыака очень обрадовался и сказал:
— Как Вы здесь одна будете жить? Переезжайте к нам в Ош.
Я ответила:
— Нет, пока буду жить здесь. Тут поблизости живут Нуритдинбек с женой. Тинчуровы тоже навещают.
— Есть ли у Вас деньги на расходы?
— Есть.
— Пока мы есть, не оставим семью Халиля эфенди. Не стесняйтесь, что Вам нужно будет, говорите. Я часто бываю в Андижане и буду Вас навещать.
С этими словами он ушел.

Дневники Галии Кармышевой стр.418

4

Я приехала в Андижан в январе, а нынче апрель, тепло. Дети пишут, что наши близкие знакомые у нас не бывают, боятся.
При нашем аресте все домашние вещи были описаны и подлежали конфискации. Дети подали заявление на имя Калинина, и вещи оставили. Они написали письмо отцу: ехать им ко мне или продолжать жить в Москве. Отец ответил: «Что я, будучи вдали от вас, могу сказать? Напишите матери».
Теперь у меня опять большая забота — как быть? Советовалась с Ханафией и его женой. «Сами решайте», — говорят они, конечно. Наконец дети решили приехать ко мне.

Помочь им собраться в дорогу тоже некому. Обижаться ни на кого не приходися. Времена такие: каждый заботится, чтобы его голова уцелела. Вещей было много. Ведь семья большая и квартира в пять комнат. Решили выехать не все сразу. Марфуга каждый день выходила на рынок и продавала детскую одежду и обувь, а на эти деньги покупала им новую на вырост. При распродаже мебели (кроватей, шкафов, шифоньеров, зеркал и т.п.) покупатели сами назначали цену и расплачивались по совести. Вещей, которые нужно было взять в Андижан, тоже было много.

В Андижане встретил меня старый знакомый Ахмад эфенди и говорит: «Галия ханым! Вы не расстраиваетесь и не переживаете. Поэтому и не меняетесь: какая Вы были в прошлогодний приезд, такая Вы и теперь». Эти слова он говорил мне уже не первый раз. Я ему ответила: «Вы, видимо, не знаете старую пословицу: физическая боль легче душевной. Чем стенать, легче терпеть. Да еще есть народная песня:
В воде плавают пиявки, Терпеливо переносят ее холод.
Во мне пламя, снаружи прохлада. Нельзя вздыхать, могут догадаться.
Затем я добавила: «Хотя я и считаю, что у меня нет врагов, но, может, и есть. Лучше сохранять внешнее спокойствие. Все мы вверены Богу. Остается только терпение. Другой возможности у нас нет. Может, все, что ни делается, то к лучшему». «Ваша правда», — сказал он.

Получила письмо от дочерей. Пишут, что выезжают Марфуга, Джамалия, Джаудат, Халида. День выезда сообщат. Я тут по-своему начала готовиться из встретить. Не дождусь. Через несколько дней приехали. Привезли много домашнего скарба. Наконец я избавилась от одиночества, слава Богу. Приходили к нам знакомые повидать и поприветствовать моих детей. Бакыахун ака привез мешок муки, четверть хлопкового масла, баранье сало. Нуретдинбек принес баранину. Джамалии нашли работу: она стала работать переводчицей, и работа ее пошла хорошо, хотя ей было всего семнадцать лет. Марфуга устроилась поваром в детский сад.

Дневники Галии Кармышевой стр.417

5

После приезда моих детей некоторое время мы продолжали жить в том дворе, где я жила. Но потом этот дом и двор отошли государству (видимо, конфисковали). Нам пришлось снова искать квартиру. Когда я ходила в поисках квартиры, мне сказали, что на такой-то улице живет старуха по имени Нусратбиби. Она знает многих людей и нам поможет. Я ее разыскала. Она пошла со мной. Заходили во многие дома, но подходящего не было. Тогда я ей сказала: «Апа, у Вас есть свободные помещения. Пустите нас к себе». Она как-то спокойно посмотрела по сторонам и, не спрашивая, кто я такая и откуда взялась сказала:
Ладно, переезжайте ко мне.

Двор у них был просторный. Хозяина, сына этой старухи, звали Хабибджан. В его семье, помимо матери, были жена, три дочери и пятилетний сын. Отец Хабибджана в свое время был довольно состоятельным и уважаемым человеком. Сам Хабибджан ака работал в Хакулабадском районе. Дома бывал лишь раз в месяц. Это нам было очень удобно: в доме и дворе были почти одни женщины и девочки, чувствуем себя свободно (Рашида тогда еще не было). В этом доме у нас настроение поднялось.

В один из дней нашим хозяевам понадобились деньги. Они нам ничего об этом не сказали, но я почувствовала. У меня как раз были деньги, и я отнесла им двадцать пять рублей. Они очень удивились. Оказывается, эта святая старуха и не думала, что мы будем платить за то, что живем в ее доме. Мы решили, что впредь мы будем давать им деньги именно тогда, когда они будут им нужны. Отделяет наши комнаты только передняя. И мы стали жить очень дружно, как одна семья.

К ним изредка приходил один молодой человек, и они его побаивались. Это был плешивый парень, с пяти лет круглый сирота. Они взяли его на воспитание (тогда у них своих детей не было). Голова его была в парше, он убегал, не давал голову мыть. Они за ним гонялись, мыли голову, мазали лекарствами, вылечили, обучили в школе. Теперь он работал в милиции. При нас он к ним приходил два-три раза. Нусрат апа с невесткой принимали его очень почтительно. Он без всяких церемоний проходил в комнату. А те стелили ему лучшее одеало для сидения, доставали подушку из ниши, чтобы ему облокотиться. Он отдыхал полулежа, а женщины разговаривали между собой шепотом.

Его напыщенность говорила, что он не достоин такого почтительного обращения. Угощали его пловом на курдючном сале и пельменями. Оказывается, он заранее сообщал о своем приходе и заказывал эти блюда. Иногда оставался ночевать.
Как-то я их спросила: «Кем он вам приходится? С таким почтением к нему относитесь». Тогда апа рассказала: «Нам стыдно за него. Его поведение нас оскорбляет. Этого плешивого мы вырастили, выходили, как родного. Теперь он — наша беда. Знает все наши семейные секреты. Мы его боимся». Звали его Салих.

Дневники Галии Кармышевой стр.418

6

Когда он пришел к нам, у него на ногах были большие сапоги, очень старые, с оторванной подошвой, на голове старая фуражка, короткий пиджачок. Может, кто-то пожертвовал. А Рашиду тогда было двадцать лет. Потом он долго тут не находил работу. Наконец его приняли на очень тяжелую и неприятную работу — подготовку ядохимикатов к обработке ими хлопчатника. Ему приходилось просеивать порошок с неприятным запахом. Порошок впитывался в одежду. Возвращался он с работы, как мельник с мельницы. Каждый раз, увидев его, у меня разрывалось сердце. Так его было жаль! Иногда я смеялась и говорила: «Рашид, ты настоящий советский парень. Вон Даудат поет: «Шуба рвана, без кармана, без подметок сапоги».

Работал он там до осени, а осенью работа закончилась. Он продолжал ходить в той старой одежде, чтобы сменить только тогда, когда перестанет иметь дело с этим порошком.
Из Талды-Кургана приехал еще его друг, с которым вместе росли, вместе учились. Его звали Латиф. У его родителей и всей семьи была та же участь. И Латиф стал жить у нас, и Марфуга с дочерью. Рашид заработал на этой работе немного денег и купил кое-какую одежонку.

И вот Рашид с Латифом отправились в баню. Спустя некоторое время Латиф вернулся один. А мы ждали Рашида, одетого во все новое.
— Где Рашид? — восклицаю я.
Латиф говорит:
Я вернулся за его одеждой, а его обновку украли.
Мы так огорчились, растерялись. Снова дали его грязные вещи, и он, бедный, вернулся в них. Я ему дала одно поношенное пальто, одеало и еще несколько таких вещей, он их продал на барахолке и на эти деньги купил себе одежду.

Дневники Галии Кармышевой стр.419

7

Летом хорошо. Двор большой, всем есть место где спать. Под деревом соорудили два помоста. Кругом разнообразные розы цветут, а перед окнами образует навес виноградная лоза. Чуть дальше большой навес, а под ним очаги. Всю эту площадь хозяйки предоставили нам. Сами они теперь живут беззаботно. Боясь Салиха, свои выходные платья спрятали в наш сундук, а когда нужно, заходили и брали. У них старых сбережений не осталось, живут шесть человек только на зарплату Хабибджан аки.

Нас теперь одиннадцать человек. Хозяин в один из своих приездов увидел, как мы живем и вскоре прислал письмо, чтобы Рашид и ЛАтиф приехали к нему в Хакулабад: там подыщут им работу и документы помогут получить. Ребята уехали, а спустя месяц Латиф забрал родителей в Хакулабад. Рашид навещал нас, работал.

После отъезда наших ребят приходил к хозяйке Салих, остался ночевать, но ночью ушел. На другой день хозяйка рассказала:
— Большой узел с лучшими вещами мы под навесом засунули в щель между двумя стенами и это место обмазали глиной так, чтобы совсем не было заметно. Посмотрели сегодня, узла нет.
— Значит, ваш Салих за этим узлом приходил к вам и ночевал, — сказала я.

В те времена, когда невежественным людям была дана власть, частенько хозяева превращались в слуг, а слуги — в хозяевов.
Однажды Салих появился снова. Хозяйка обратилась ко мне:
— Галия апа! Вы его отругайте, чтобы он перестал к нам ходить.
Я его поймала, когда он входил в комнату, и сказала:
— Эй, Салих! Смотри на меня: зачем ты сюда приходишь? Тут одни женщины, тебе и беседовать-то не с кем, нет ни одного мужчины. И женщинам нет от тебя никакой пользы, кроме вреда. Если еще что-нибудь случится, мы тебя сдадим, куда следует.
После этого разговора он перестал ходить.

Дневники Галии Кармышевой стр.420

8

Как-то пришел к нам наш знакомый Нуриддинбек и сказал: «Мы уезжаем. Переезжайте в нашу квартиру. Собирайтесь потихоньку. Перед отъездом приду, сообщу». Мы с радостью согласились. Но, с другой стороны, как нам сказать об этом Нусрат апе? Как раз перед этим я с ними ездила в кишлак Багдад к арабам. Там гостили три дня. Эти арабы жили там с давних времен.

Мы переехали на новую квартиру. Наши хозяйки очень расстроились.
Эта квартира была удобна тем, что она была совершенно изолирована. Въездные ворота вели в небольшой дворик. Оттуда направо калитка в глинобитной ограде вела на хозяйскую часть усадьбы, а калитка налево — в наш двор. Наш дом глинобитный. Он состоял из одной комнаты с двумя окнами во двор и небольшой передней. Пол земляной. Стены с нишами. Двор просторный, огороженный глинобитной стеной. Справа от входа вдоль ограды тянулся хозяйственный навес.

Перед нашими окнами росло большое тутовое дерево с раскидистыми ветвями. Однако за этим деревом никто не ухаживал, и оно засыхало, только на концах веток остались жалкие листья. Вокруг него земля была утрамбована так, что не разрыхлить ни лопатой, ни кетменем. Мы ведрами таскали воду, поливали, а когда вода впитывалась, рыхлили землю и снова поливали, и даже обвели валиком, чтобы вода не вытекала. Месяца через два дерево ожило, покрылось листьями. Приятно стало сидеть в его тени. Под ним мы соорудили широкий помост, постелили кошмы и паласы, как в чайхане.

В глубине двора росли тополя. Почти половину двора в этой его части орошал арык. Был и небольшой водоем — хауз. К этой дальней стороне примыкал большой сад хозяина, отгороженный от нас глинобитной стеной. Его дом и двор, а также хозяйственные постройки были довольно просторные. Да и семья его была большая. Видно было, что он давольно зажиточный человек. Звали его Хаджи баба.

Под тополями мы поставили свои кровати. Дни стояли жаркие, и мы спали под открытым небом. Наши родственники и знакомые, жившие в окрестных районах, когда приезжали в город, ночевали у нас. Так что у нас постоянно были люди.

.. В нашем дворе у Хаджи бабы мы развели цветник. Купили большой тандыр и установили у дома. Теперь сами печем хлеб. Немного хлеба выдают старшим дочерям на работе.

Моя сестра Наджия, узнав, что ее дети в Андижане, с сахарного завода тоже приехала к нам. К этому времени ее дочь Магфура с четырехлетней дочерью уже год жила у нас. Поскольку у нее документы не в порядке — дочь муллы, сноха богача — ни на учебу, ни на работу ее не принимали. Наконец ее тоже устроили в Хакулабад.

Дневники Галии Кармышевой стр.417

9

Мне уже приходилось дважды бывать там по делам Нусрат апы, и я знала, где находится базар. В те годы базары бывали по пятницам. Мы приехали по холодку и отправились на базар. Он здесь большой и недалеко от станции. Нам хотелось обрадовать нашу Наджию апу. Мы все ее очень любили. Она была удивительно мягкой, доброй и покладистой.

Решили накупить дынь, а арбузов и других продуктов столько, сколько сможем донести. Знаем, что у них ничего нет. Там крестьяне молоко, сливки, варенец приносили продавать в своей тыквенной посуде, и с этой посудой можно было купить. Мы накупили молочные продукты, лепешки, арбузы, дыни и пешком отправились к ним. И действительно, у них ничего не было. Мы были так рады их угостить, дать им возможность наесться досыта.
Читателю эти места моих записок покажутся совсем незначительными, но в нашей душе эти мелочи оставили глубокий след.

Шумной гурьбой вошли в калитку, поздоровались, обрадовались. Занимали они маленькую комнатенку без окон, а в ней было пустно. На земляном полу кошма. Есть самовар, чайник, постель. Сестра поставила самовар, расстелила скатерть, рассыпала сахар. День становился жарким, и нам уже хотелось пить, да и есть уже хотелось. Радуемся, смеемся, пьем и не можем напиться чаю: ведь жарко, потеем. Хотя мы все и расстались с сбственным домом и милыми сердцу вещами и оказались скитальцами на чужбине, но все же старались хоть как-нибудь поднять свое настроение и поддерживать радостный дух.

Перед домом семьи Латифа широкий навес. И там мы посидели. От жары и духоты трудно дышать, и спишь неспокойно. Переночевав там две ночи, вернулись.

В Хакулабаде нам местные жители неоднократно говорили: «Из такой дали вы приехали, неужели уедете, не побывав на Шаарихандарье?» Мы решили побывать там на обратном пути. В день отъезда распрощались со всеми и около пяти часов дня уехали. Эта река оказалась недалеко от Хакулабада. Действительно, стоило ее посмотреть. Вернувшись на станцию, мы подошли к кассе, а нам сказали, что билеты выдаются только тем, кто согласен привить оспу. Скольео мы ни упрашивали, не помогло. Пришлось согласиться. Всем нам привили оспу и потом продали билеты. Мы смеялись, что на Шаарихандарью приехали ради прививки оспы. Выяснилось, что в это время в этих местах возникла опасность заразиться. У всех у нас прививка хорошо принялась.

Дневники Галии Кармышевой стр.417

10

Наш Талха уехал в Шахрисабз. Многие его земляки из Алгаты, Ильменя и других мест, оказывается, обосновались в Шахрисябзе и окрестных колхозах, устроившись работать бухгалтерами и счетоводами. У Талхи было там много друзей и приятелей. Некоторое время спустя получили от него письмо: устроился в самом городе. «Слава Богу», — сказали мы.

Невестка, жена брата Халиля, что неоднократно приезжала к нам в Москву, жила с детьми в Самарканде. Когда условия жизни стали ухудшаться, она своего семнадцатилетнего сына отправила к нам жить. Только Талка уехал, а на смену ему явился Халим. Он очень удивился, что у нас хуже, чем в Самарканде. Тем не менее, прожил у нас три-четыре месяца, а потом решил вернуться к матери, но на билет у него денег не было. Хорошо, что у нас была одна лишняя кровать. Я сказала Халиму:
— Отнеси на базар эту кровать и продай. Вот и будут тебе деньги на возвращение.
Он потащил кровать на базар, а там продающих вещи много, покупателей нет, так каждый озабочен только тем, как прокормиться. Продал он кровать всего-то за сорок пять рублей. Купили билет ему и проводили.

Дневники Галии Кармышевой стр.417

11

Осень 1931 года. Захватив мешки я отправилась на рынок. Думала купить муки, риса и других круп на зиму. На улице растерянные люди снуют, шумят. Спросила: «Что случилось?» Ответили, что рынок закрыт. На базаре обычно бывает много грузчиков. Шел навстречу один из них, Насыр ака. Как раз возвращался оттуда. Спросила:
— Как там?
— То же самое, — ответил он.

На другой день отправляюсь на старогородской базар. Здесь народу мало, места под навесами пустуют. У тех, кто привозит муку и другие продукты в мешках, отбирают специально для этого поставленные властями люди. Разрешается продавать только тем, кто вынес немного, в узле из обычного поясного платка. Пошла в тот ряд, где торгуют сухими фруктами, и неожиданно купила довольно большой мешок грецких орехов. Муку стали продавать только в узелках, и она с каждым днем дорожала.

Когда созрели тыквы, я стала ходить на базар с детьми. Выбираем самые созревшие тыквы и приносим домой несколько штук. Дома готовили манты с тыквенной начинкой, но без мяса. Хлеб стал превращаться в драгоценность: его давали только работающим по триста граммов, а членам семьи ничего не дают. Нас семеро, а работающих только двое — старшие дочери, остальные трое учатся в школе. Последняя еще мала. Нурания с Джамалией тоже поступили учиться. В Андижане института не было. Преподаватель два раза в неделю приезжал из Ферганы и читал лекции. Учились они вечером.

Жили мы на большой улице. Кызыл караван ведущей в глубь старого города. Дочерям ходить на работу далеко. Тогда трамваев и автобусов не было. Были извозчики, но они были нам не по карману. С каждым днем становилось тяжелее. Каждой семье выдали хлебные карточки. Норма на человека была очень небольшая. Пока в магазин привезут хлеб, сотни людей стоят в очереди. Со временем всякий порядок в этих очередях исчез: получал тот, кто физически силен.

Жена Хаджи бабы научила меня печь хлеб из кукурузной муки. Мякоть тыквы соскабливают особым скребком и эту мякоть замешивают в тесто из кукурузной муки. Если тесто чуть перекиснет, то лепешки прилепленные к стенке тандыра не держатся, падают в золу. В первое время я мучилась, но потом освоила это дело. Таким же способом пекли лепешки и из просяной муки. Оба вида такого хлеба были очень вкусны.

Наступила осень. Мы накупили много тыквы. Была у нас кровать привезенная из Москвы. Ее мы продали за семьсот пятьдесят рублей. Покупаем кукурузную муку. Ее продают тоже в узелочках, на фунты. Килограммы тогда еще не были в употреблении. Фунт говядины стоил десять рублей. Очень жалела, что не запаслись орехами, когда фунт стоил один рубль. Они бы хранились. Появилось много мышей. С каждым днем становилось тяжелее.

Из Хакулабада вернулась в Андижан семья моей сестры Наджии. Их устроили на квартиру к Нусрат апе. Рашид работал на прежнем месте. Магфуре вроде обещали работу.

Дневники Галии Кармышевой стр.417

12

Наступила холодная поздняя осень. Нужно готовиться к зиме. Здесь для топки использовали тогда шелуху семян хлопчатника. От нас недалеко был завод, выпускающий хлопковое масло. Шелуха стоила дешево, а перевозка обходилась дорого. Ходила к заводу несколько дней. Там кишат сотни извозчиков с арбами, но все уже заняты. Наконец и я наняла одного. Ордер у меня на руках. Погрузили пухлую шелуху на двуколесную арбу с огромной глубокой корзиной. Наполняли корзину, все время утрамбовывая ногами шелуху. Над корзиной возвышалась еще целая гора. Оказалось, что шелуха без дров не загорается. Пришлось купить и дрова.

Я сказала сестре:
— Вы насчет топлива не беспокойтесь, шелухи хватит и нам и вам.
Нашу прошлогоднюю большую железную печурку типа буржуйки мы отдали им, а себе заказали буржуйку из нашего большого бидона. Боковые стенки изнутри мы обложили жженым кирпичом. Получилась хорошая печь с широким верхом, вроде плиты.

Здесь выращивают белую джугару и ее кладут в суп. Для получения крупы джугару во влажном виде многократно толкут в высокой деревянной ступе, чтобы очистить от шелухи, а потом провевают. Эта работа требует силы. Она была поручена третьей дочери — Балкис.

Теперь кукурузные и просяные лепешки приходилось есть экономно. Два раза у меня воровали карточки на хлеб. Какая ни на есть, но все же добавка. Мясной обед готовили очень редко. Чай пили с молоком. Чего другого могло не быть, но молоко к чаю было. Сахару не было.

Как-то зашел к нам хозяин, Хаджи баба, и сказал: «Теперь осень, ничего не посеешь. А вот редьку можно. Посейте зеленую редьку». Мы так и сделали. Потом выросла и созрела не очень крупная, но довольно хорошая редька.

Дневники Галии Кармышевой стр.417

13

Зима наступила ранняя. Комната у нас большая, с двумя окнами, светлая. Есть и передняя. В комнате у печи пристроили нары. Постелили мягкую кошму и одеала и получился очень уютный уголок. У нар поставили большой стол. Вечером, усевшись вокруг него, дети готовили уроки. В комнате тепло. Топим беспрерывно. Сестра тоже каждый день берет у нас топливо.

Теперь в рабочие дни мы с пятилетней дочкой Халидой остаемся дома одни, остальные уходят кто на работу, кто в школу. Мы с Халидой всегда вместе. Она была моей отрадой. Капризничать она не умела, всегда улыбалась и со мной разговаривала. В комнате уютно и тепло, но есть нечего. Халиде я дала три-четыре ореха, а сама утром выпила ложку рыбьего жира. Но уже хочется есть. Чайник на печке кипит, а кроме молока ничего нет.

Вышли прибирать переднюю. Кухонного шкафа у нас не было. Вместо него в передней у нас стоял стол, а на нем ящик. Я решила вытереть пыль за ящиком и сдвинула его, а оттуда на пол шлепнулась узбекская лепешка, целая. Это была давно засохшая лепешка. Как мы обе обрадовались, это невыразимо! Это нам показалось чудом! Мы постелили на нары около печки скатерть и сели пить чай с хлебом. Халида долго не могла забыть этого радостного дня. Она часто, улыбаясь, рассказывала другим об этой неожиданной находке.

У нас было несколько бутылок рыбьего жира. Здесь лето жаркое, поэтому я их закопала в землю в тени, в прохладном месте, у прежних хозяевов. Когда наступили холода, я их откопала и принесла домой. Хотя жир был трехлетней давности, но к употреблению годился. Теперь рыбьего жира нигде не было.

Автобиографическая повесть сына Аюпа мурзы Дулатова.
Полную версию (с первой и последней главой) можно найти по адресу: http://grafomanam.net/works/384886

В 1931 году в семье Исхака Юсуповича на свет появилось вторая дочь Раиса (Зоя и Раиса после окончания высших учебных заведений в Ташкенте, всю жизнь работали на преподавательской работе).
..

из https://prtuz.tatarstan.ru/askad-muhtar.htm

Аскад Мухтар родился в семье рабочего 23 декабря 1920 года в Фергане.
Оставшись сиротой в возрасте 11 лет, он воспитывался в детском доме.