tatar.uz

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   1

Народ еще не очень поддался трудностям. Зима уже позади. Становилось тепло. Магфура наша работала продавщицей в лавке кишлака Дальверзин в восьми километрах от города. Она часто по делам приезжала в город, иногда оставалась у нас ночевать и рассказывала нам о тяжелых тамошних событиях. По ее словам, это был очень богатый кишлак. Но в 1930 году очень много «кулаков» всех разом погрузили в красные вагоны в самую жару и куда-то отправили.

Когда в Талды-Кургане семья моей сестры Наджии разбрелась по разным направлениям, ее мужа выпустили из тюрьмы. Он поселился в одном старом доме недалеко от своего дома и стал жить. Узнав о том, что муллу выпустили из тюрьмы, его стали навещать бывшие ученики и другие казахи. Помогали и те талдыкурганцы кто там остался.

Старший сын сестры, Хамид, тоже поскитавшись, теперь приехал в Андижан. Узнав об этом, наш зять Ишмухаммад решил тоже перебраться к семье в Андижан и, распродав какие-то остатки вещей, купил немного муки и джента — казахского деликатеса из готового к употреблению пшена, смешанного с сухим толченным творогом, медом или сахаром и топленым маслом. Этим чрезвычайно калорийным кушаньем был наполнен особо обработанный бараний желудок.

Часть продуктов он сдал в багаж, а часть взял с собой. Мечтал еще купить курдючное сало, чтобы, приехав в Андижан, приготовить плов и меня с детьми пригласить. Приехал на станцию Уштобе. Ожидая поезд, он, сидя, уснул: ведь старый усталый человек, не выдержал, уснул. Был уже вечер. У него стащили все вещи и багажные квитанции.

В день его приезда дочь Рашида утром встала и сказала матери: «Мама, мне приснился сон: отец в слезах вошел в комнату и говорит, что потерял все вещи». Мать ответила: «Пусть будет к лучшему». Не прошло и получаса и в самом деле входит отец в слезах и говорит, что потерял все вещи. Нам было очень жаль не столько вещей, сколько его самого. Они наконец стали жить вместе.

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   2

1931 год уже позади. Идет 1932-й. На пороге лето. Голодных людей становится все больше. А купцам, приехавшим из других стран, открыли особые магазины с продуктами.
Много стало и таких, которые воровали из сумок и те немногие купленные втридорога продукты, что несешь с базара домой.

И в новом, и в старом городе открыли магазин, где продавали по заборным карточкам. Прилавки были очень высокие. Видимо, опасались голодных, что они растащат. Благополучно получить там хлеб было трудно. Нам выдавалась одна большая лепешка. За ней надо стоять в очереди несколько часов. Там в нескольких местах милиционеры следили за порядком.

Продавец, чтобы вручить тебе хлеб, низко нагибается через прилавок, а тебе нужно взять и быстро спрятать за пазуху, иначе останешься ни с чем. У меня два-три раза отбирали наш паек и тут же съедали. Отберет твою лепешку, сворачивает обеими руками, проводит по лицу и тут же начинает есть и отходит, а на его место становится следующий. У них своя большая очередь. На них и не сердишься, смотришь улыбаясь, жалеючи.

Омар Хайам писал:
Если у кого есть посох и кусок хлеба,
Под стать этому кров и семья,
И он радостен,
Значит, это и есть его мир.
(Подстрочный перевод Б.Х.Кармышевой)

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   3

Раз по всему Союзу такое положение, приходится покорятся.
Около рынка (как нового, так и старого города) открыли магазин «торгсин». Вначале даже подходить боялись к этому магазину. Потом стало известно, что там принимают золото, серебро, драгоценные камни и жемчуг и отваривают продуктами. Со временем там стало много покупателей, близко не подойдешь. Мы тоже порылись в сундуке и обнаружили сломанную брошку, непарные серьги и еще одну сломанную, обрывки цепочки и немного мелкого жемчуга. Мы подумали, что вряд ли что-либо путное дадут за эти вещи. Стоять там в очереди у нас было некому.

Сестре Наджии тоже предложили собрать остатки былой роскоши. Они тоже отыскали такие же осколки и решили, что в очереди будет стоять сын сестры Хамид. Отвели его к магазину в новом городе и поставили в очередь. Надеемся, что когда очередь приблизится к магазину, на помощь подойдет и Балкис.

Теперь я стала ходить на рынок не в старый город, а в новый, чтобы по пути видеть Хамида. Там продавали белые вкусные лепешки. Они стоили дорого, поэтому за ними очереди не было. Каждый день я Хамиду покупала по две лепешки. Он все продолжал стоять в очереди, стиснутый со всех сторон.

Как-то подошла к Хамиду, хотела отдать лепешки, смотрю, сумка пуста. Пришлось снова покупать. Вручить ему лепешки тоже было нелегко — вырывают, хотя рядом стоит милиционер. Спустя неделю очередь Хамида дошла до двери.

К вечеру к нему отправилась Балкис. Они вернулись вечером с продуктами. Все мы вышли с шумом их встречать. От радости все обнимаются и целуют Хамида и Балкис. Принесли они муку, горох, макароны, сахар, чай. Все первого сорта.

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   4

Приближается гает. Бакыахун прислал нам четверть хлопкового масла к празднику. Сестре сказали, чтобы все они утром пришли к нам к праздничному чаю. Они обычно стеснялись, говорили: «Мы у вас бываем, а к себе пригласить не можем». Если иногда у нас бывало что-нибудь вкусное, а я их не приглашала, то обычно думала: мы это едим, а они?

Утром в праздник все пришли. На полу расстелили широко скатерть, накрыли к чаю. Из той муки пожарили пышки. Таких пышек мы не видели уже два года. Все мы уже привыкли жить впроголодь. Приготовили хворост. Пили чай с удовольствием, разговаривали весело. Сестра время от времени трогает пальцем колено Хамида, чтобы знал меру.

К вечеру они нас пригласили к себе. Они из торгсина получили восемь килограмов муки. Мы им из своих запасов еще добавили. И радостно, и очень грустно было в те дни. Хотелось и радоваться и плакать. Сестра испекла в тануре мелкие лепешки из той муки. Сама она ходит такая скромная, такая стеснительная. Она иногда говорила нам: «Что бы мы без вас делали в этом незнакомом городе?» Их было шестеро, нас семеро. У них тоже пили чай с удовольствием, беседовали, смеялись.

Иногда и без праздников мы всей семьей, взяв с собой продукты, шли к ним, вместе пили чай и возвращались. У дочери сестры, Магфуры, была дочь шести лет, ровестница нашей Халиды. И они знали, что надо удовлетворятся малым, и были терпеливыми.

Дневники Галии Кармышевой стр.417   5

Ханафия с семьей уехал в Яркент. Нуритдинбек и его жена тоже уехали на свою родину. Бакыахун ака умер. Хороший был человек. Наши, то есть сестра и ее семья, тоже начали подумывать о возвращении в Талды-Курган.

В это время наш зять Ишмухаммад встретил своих бывших кульджинских учеников, которые собрались туда уехать, и он их попросил захватить с собою и Наджию. «Там у нас мать, Бибиджамал абыстай, ей уже под девяносто», сказал он. Те обещали, предложили, чтобы их дожидались в Сарыузеке такого-то числа. «Оттуда захватим», — сказали они. Зять с сыном решили вернуться в Талды-Курган, а Наджию по дороге вверить этим людям. Магфура с дочкой оставались пока в Андижане.

В день их отъезда все мы отправились на вокзал провожать их. Смотрим: продуктов у них на дорогу мало. Наступило время истощения. Уже перестали печь лепешки. Большинство стало питаться только аталей — мучной похлебкой. На вокзале ждем поезда. Хамид куда-то сходил и принес два-три куска хлопкового жмыха, сказал: «Пригодится нам».

Тяжело было смотреть, но у нас нечего было им дать. Дома было очень немного муки. Я побежала домой, сказав, что до поезда обернусь. Дома быстро развела огонь, в котле накалила масло, кинула туда муку, прожарила до желтизны. Получилось толокно. Пересыпала в мешочек, побежала обратно на вокзал.

Поезда еще не было. Передала им свое толокно. Подошел поезд. Я была очень рада, что успела. Горячо благодарила Бога.
Эти проводы не похожи на прежние, особенно потому, что они оба — сестра и зять — уже старели. Положение их было трагическое. Они трое уехали, а мы смотрели вслед поезду.

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   6

Теперь возвратимся в Андижан. После отъезда семьи сестры нам стало грустно и скучно. Рашид стал работать вАим-кишлаке. Через некоторое время он забрал сестру Магфуру с дочерью. Жизнь везде была одинаково скудна. Но все же там Рашид умел доставатьим молоко и варенец. Говорили, что базар в Аимкишлаке большой и что там муку получше можно купить. В то время люди уже забыли, что значит просеивать муку.

В одну из пятниц я с дочерью Балкис, захватив сумки и мешочки разного размера, отправилась в Аимкишлак на поезде. Незнакомые места. Когда сощли с поезда, солнце зашло и стало темнеть. Мы не подумали о том, что при каждой станции есть чайхана, и не знаем куда идти. Да и вообще не думали, что мы так поздно приедем. Решили идти за теми, кто сошел с поезда. Из последнего вагона вышло много народу и пошло по большой дороге. И мы идем за ними. Смотрим: все они без поклажи. Их сопровождают с боков и сзади солдаты с винтовками. Все мужчины. Женщин нет ни одной. Идут при полной тишине.

Дошли до чайханы. Открыли дверь, всех впустили. Внутри чисто. Постелены кошмы и паласы, хотя и не новые. Мы расположились посреди этого большого помещения и ждем, когда подадут горячий чай. Но принесли ведро холодной воды и спросили, кто хочет пить. Некоторые пили. Вошли двое, всех пересчитали и переписали. На нас посмотрели с удивлением и не записали. Затем вышли и заперли дверь на замок. Мы прилегли, вздремнули.

Когда рассвело, открыли двери. Мы вышли, чтобы умыться. Смотрим: кругом степь и у дороги эта чайхана. Снаружи стояли два больших самовара. Возле них ходит человек. Мы надеемся напится чаю. Смотрим: все ушли. Только тот человек у самовара остался. Мы спросили о чае, он не ответил. Мы отдали два рубля за ночлег и ушли. Вернулись на станцию. Оказывается, Аимкишлак оттуда в двенадцати километрах. Расспросили, что это за чайхана, где мы ночевали. Оказалось, что те люди — андижанские голодающие. Более или менее трудоспособных пригоняют в совхоз на работу. В совхозной чайхане мы и ночевали. Мы спросили, почему там чаю не подавали. Нам ответили: «Без хлеба кому чай нужен».

Теперь мы расспросили дорогу в Аимкишлак и продолжили наш путь. Нашли мы своих. Рашид нас повел на базар. Мы купили, что было нужно. Здесь, действительно, все оказалось дешевле и лучше. Мы не остались ночевать, сели на груженную местную арбу с двумя огромными колесами и поехали на станцию. В тот же день вернулись домой. Тот, у кого есть продукты на три дня, считает себя богатым.

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   7

Весной мы посеяли во дворе огурцы. Они уже появились. На шелковице уродились крупные белые ягоды. Возле дома мы посадили цветы. Они теперь расцвели. Кто заходит к нам, не хочет уходить, говоря: «Какая красота!» Зато на улице с каждым днем становилось все мрачней. На тротуарах широкой улицы, ведущей к базару нового города, рядами сидели голодные люди. Они обессилели так, что ходить не могли, они там же и ночевали. У моста сидел некто лет восемнадцати-девятнадцати. Трудно было догадаться, парень это или девушка. Голова бритая, одет во что попало. Нам казалось, что он один прибыл сюда откуда-то и затерялся.

Между новым и старым городом по-прежнему курсировали извозчики, но уже на тощих лошадях. Мы всегда ходили пешком. Как можно таких обессиленных лошадей заставлять везти себя! Со временем те люди, которые сидели на тротуарах, уже не имели сил сидеть и улеглись поперек тротуаров. Пешеходы проходили у их ног. Эти люди, можно сказать, стали знакомыми. Увидев нас, они протягивали руки. каждый раз приходилось подавать что-нибудь то одному, то другому. В последнее время они питались хлопковым жмыхом, и у них начался понос.

Человек, сидевший у моста, оказался девушкой. Теперь она стала ходить по старому городу, вся отекшая. Я раньше слышала от одного китайца, что мужчина может ничего не есть в течении четырех дней, а женщина в течении семи дней. Эта девушка уже стала невменяемой. Она могла на улице, где попало, поднять подол платья и присесть. В те годы никто никому не делал никаких замечаний. Теперь она стала заходить и к нам во двор. Как-то она нашла черепаху, попросила у меня нож и пыталась отделить панцирь, а ведь черепаха была живая! У девушки на икрах появились болячки, а она продолжала ходить, как ни в чем не бывало.

Среди постояльцев тротуара был мальчик-узбек. Когда меня видел, еле выговаривал «апа». Как-то он сдвинулся с места, передвигался сидя, полз и постепенно добрался до нашей улицы. Когда я возвращалась с базара, всегда давала ему кусочек чего-нибудь съедобного. Как-то утром вижу: он сидит напротив нашей калитки. А мы как раз завтракали — пили мучную похлебку аталя. Я сказала: «Этот мальчик добрался до нашего дома. Вынесите ему пиалу горячей атали». Дочь Дурдана обрадовалась и вынесла, подождала, пока он выпьет. Бедный мальчик сидел напротив нашего дома три дня. Мы каждый день выносили ему пиалу горячей атали. А потом, ползая понемногу, он добраля до старогородского базара. Стал там сидеть.

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   8

Лето прошло, приблизилась осень. Как всегда, готовимся к зиме. Эта зима должна быть еще более тяжелой.

Были у нас и большие радости. Не отбыв и трехлетнего срока, верулся наш отец. Через некоторое время он, сказав, что в Алма-Ате есть один его должник, поехал туда. Тот человек вернул ему долг. Еще жившие по своим делам в Алма-Ате кашгарские купцы выделили ему муку из положенной им нормы. По дороге домой Халиль на одной станции купил еще полмешка картошки. Все это он благополучно привез домой. Мы разбогатели.

Решили испечь лепешки в тандыре. А тандыр был напротив калитки. Калитку заперли на цепочку и поставили стражу — одну из девочек и сказали: «Смотри в щель калитки. Откроешь, если подойдет знакомый человек. Другим не открывай». Так мы испекли в большом тандыре лепешки. А мука — крупчатка первого сорта, лепешки пышные, душистые, от них и сытый человек не откажется.

В это время прибежал сын Джаудат: «Мама, дай две лепешки. Занесу Сереже с его мамой. Они сидят голодные». Дала. Он побежал. Вернулся и говорит: «Мама, они, увидев эти лепешки, чуть сознание не потеряли. Они их целовали, прикладывали ко лбу. Не знали, что и сказать». А потом Сережина мама сказала: «Когда твоя мама придет в амбулаторию, я ее буду пускать без очереди». Джаудат с Сережей учились вместе во втором классе, а мать Сережи была медсестрой. Мы были немного знакомы.

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   9

Когда вернулся наш отец, приехали из Ташкента его близкие друзья-узбеки. Они обещали устроить его на работу подТашкентом, в Пскенте. Мы и сами подумывали о переезде в Ташкент, так как дочери хотели учиться. Через некоторое время Халиль уехал, а мы пока остались.

Пришла осень, а за ней и зима. За это время произошло довольно много событий, достойных изложения, но не буду уж их описывать. Думаю, что вне этих тетрадей осталась большая часть пережитого. Хотя и хочется писать, но многое препятствует этому. В жизни нет ни одного спокойного дня. За это время пришлось дважды съездить в Ташкент. Там положение было еще хуже, чем в Андижане.

Дневники Галии Кармышевой стр.432-442   10

Наступил 1933 год. Весна выдалась холодная. Утром на молочный базар хожу в шубе. Там много голодных детей. Они ждут, когда у продавца упадет на землю хоть капля квашеного молока, чтобы лечь и мгновенно слизнуть. Несмотря на такое тяжкое положение, на базаре и на улице людей много — город есть город. На тощих лошадях разъезжают извозчики. У кого одна лошадь, у кого пара.

Некоторые лошади падают на ходу и не могут подняться. Пассажиры слезают с коляски и помогают лошади подняться, подымая ее кто за голову, кто за хвост. Скотина снова идет привычным ходом. Откуда возьмется сила, если ее кормят соломой. К тому же в то время улицы были покрыты не асфальтом, а мощены булыжником, неровные.

К этой печальной картине города добавилось появление казахов. Кто на тощих верблюдах, кто пешком с нагими детьми за спиной шли они, в заунывном пении излагая свое бедственное положение. От детей не исходило ни звука. Когда они открывали рты, на их сморщенных лицах добавлялись лишь морщины.

В этих местах раньше не видели казахов, поэтому они в своем гибельном положении казались многим диким народом. А тут еще поползли слухи об их людоедстве, и их стали бояться.

из воспоминаний его жены Фатихи Хамзиной.. стр.12,13

Орузбаева К.Б., Даниярова А.С. «Базаркул Данияров — первый педагог. Портрет на фоне эпохи«, 2021, 472с., стр.212,213..

422 Удостоверение Гафифы Данияровой о переезде. // САД. ФБД. Л.36. Документ №48

424 Справка Араван-Буринского райкома. // САД. ФБД. Л.43. Документ №55

Можно предположить, что он охотно согласился на дополнительную культпросветработу, что помогло ему забрать жену из Оша и вместе приехать во Фрунзе.

из воспоминаний его жены Фатихи Хамзиной.. стр.13