tatar.uz folk history

«Нужен ли 21 веку «татарский Геродот» – Марджани?» (2008)

о жизни в Средней Азии.

Мама сочла неразумным дальше оставаться в этом глухом крае, и мы снова вернулись в Самарканд, где прожили в очень трудных условиях до 1943 года. Летом 1943 года Мурата, как только ему исполнилось 18 лет, забрали на фронт. Проводы были очень тяжёлыми — ведь провожали… почти на верную смерть. Провожали я и мама; Искандер в то время жил в семье Нух-абы.

Вскоре после этого мы переехали в Лаиш, райцентр примерно в 35 км от Самарканда. В Самарканде я год не учился — не в чем было ходить в школу. В Лаише пошёл в школу, но не первого сентября, а после зимних каникул. На следующий год ситуация повторилась, в школу я пошёл опять после второй четверти, причина та же — нет одежды. В Лаише такого голода, как в Самарканде, мы не испытывали, ибо летом во время каникул мама, Искандер и я на жатве в колхозе зарабатывали пшеницу, которую очень экономно расходовали, чтобы хватило на всю зиму.
..

— А вы уже тогда ощущали свою принадлежность к роду Марджани? И что-то из реликвий деда Вашей маме удалось вывезти из Казани?

— О нашей семье и о своём дедушке, конечно, мама часто рассказывала нам. Семейные предания с тех пор впечатались в мою память. При переезде в Среднюю Азию вывезли лишь небольшую часть его рукописей. Часть из них уже обрели своё место в государственных архивах, опубликованы и исследованы. Но огромная библиотека самого алима была в Казани расхищена…

— Итак, началась война, и Вам тогда было всего 7-8 лет…

— В 1943 году, после того как брата Мурата забрали на фронт, мы переехали в колхоз, где жила мамина сестра Мариям Агишева – старшая дочь Бурханутдина. Её дочь Суфия, окончившая геологический факультет Узбекского государственного университета, во время войны работала там бухгалтером, а муж, бывший фабрикант Абдулла Агишев, работал кладовщиком в заготконторе.

Летом я и Искандер работали в колхозе (мне 9 лет, Искандеру 13), научились жать, но с вязанием снопов у нас были проблемы. Во время погрузки на арбу снопы часто рассыпались, ибо были очень большими. За это нас ругали, но мы не обращали внимания, продолжая вязать неподъёмные снопы. Чтобы как-то решить проблему питания, мы с Искандером частенько во время жатвы собирали колосья, оставшиеся на сжатом поле, а иногда, если поблизости никого не было, собирали прямо с несжатого поля. И однажды так увлеклись, что не заметили, как подъехал верхом на лошади бригадир, красавец-узбек в чалме, с чёрными усами, с чёрными горящими глазами, в руках плётка. Мы в ужасе присели, ожидая удара, но он наклонился, забрал ведро, в которое мы собирали колосья и, обращаясь к маме, спросил: «Тётя, вы жнёте или колосья собираете?» Мама пыталась как-то оправдаться за нас — но он, не говоря больше ни слова, уехал. Мы очень испугались и не знали, какие будут последствия.

Ведь в то время, если мне не изменяет память, действовал указ, подписанный самим Сталиным, по которому только за сбор колосьев на сжатом поле – расстреливали! Позднее, после войны, расстрел заменили 10-15 годами лишения свободы. Позднее, в период работы на Колыме, я сам видел целые женские лагеря, состоящие в основном из тех, кто был вынужден пойти на это «преступление» ради спасения детей от голодной смерти.

Жена нашего бригадира была татарка, у них было два сына, примерно наши ровесники. Вечером, когда стемнело, мама собиралась пойти к ней и попросить, чтобы она поговорила с мужем. В это время открылась дверь, и на пороге появился один из сыновей бригадира. Он принёс наше ведро вместе с колосками и сказал: «Вот, папа прислал».

Этот благороднейший поступок запомнился нам на всю жизнь – ведь, по сути, человек сам рисковал, поступая так против указа!
..

— А помните, как кончилась война?

— Трудно передать чувства, которые испытал, узнав об окончании войны. Народ без приглашения, стихийно собрался на площади около Райкома партии, устроили митинг, были речи, песни, музыка, радость, слёзы и в то же время для нас… отсутствие вестей от Мурата.

Однажды, уже в разгаре было лето, я играл на улице и увидел маму, буквально летящую на крыльях. Увидев меня, она издалека закричала: «Письмо от Мурата»!

Но до этого был очень тяжёлый эпизод. Прибегает к нам домой один из учеников мамы и радостно кричит: «Роза Мухамедовна! Ваш сын вернулся с фронта»! Мама с криком: «Мурат! Сынок»! бросилась навстречу военному, идущему к нам, Но это был не Мурат, а мамин племянник Ахмед Агишев, вернувшийся на побывку. Он очень растерялся и испуганно произнёс: «Разия-апа, это же я… Ахмед».
..

— А он сам стремился на фронт?

— Я уверен, что ни одной здравомыслящей матери, будь она трижды патриотом, не хотелось отправлять сына на эту бойню. Мама не была исключением. В то время в Самарканде открылась специальная школа, которая готовила курсантов для лётных училищ. Ученики носили военную форму и жили на государственном обеспечении. Мурата уговаривали поступить в эту школу, ведь там обучение длилось год или два, точно не помню, потом лётное училище ещё полгода — а там, смотришь, и войне конец. Но Мурат категорически отказался поступать туда, только потому, что курсантов этой школы мальчишки называли спец-шакалами. После этого мама где-то услыхала, что студентам ветеринарного техникума дают бронь от призыва в армию и, уговорила Мурата поступить туда. Но никакой брони там не давали и, вскоре Мурату пришла повестка из военкомата. Шло лето 1943 года. Повезли его в Туркмению, где должны были обучить военному делу. Обучение было формальным, несколько раз они участвовали в облаве на местных жителей, уклоняющихся от службы в армии, занимались заготовкой дров (рубили саксаул).

Через два месяца от Мурата пришла телеграмма, что едет на фронт, проездом будет в Самарканде. Действительно, в указанный день к перрону самаркандского вокзала подошёл воинский эшелон, составленный из товарных вагонов. Голодные, кое-как одетые солдаты выскочили из вагонов, шинели были сшиты из байковых одеял, на ногах изношенные ботинки с обмотками. Первый вопрос Мурата: «кушать принесли»? Вскоре эшелон ушёл, оставив на перроне рыдающую толпу родственников и близких.

Впоследствии Мурат рассказывал, что на какой-то станции их обмундировали, вооружили, дали… лыжи с палками, хотя никто из них не умел ходить на лыжах (ребята-то из Средней Азии!) и отправили на фронт. Везли их в теплушках, было уже холодно и вместо дров в ход пошли… лыжи. Воевал Мурат в составе Первого Белорусского фронта, участвовал в освобождении многих городов Белоруссии и Европы, в том числе Варшавы и Будапешта, имел правительственные награды: от медали «За боевые заслуги» до ордена Славы.

В самом конце войны попал в плен, из плена его освободили американцы. То ли по этой причине, то ли потому, что пленение произошло в конце войны, к нему не были применены репрессивные меры со стороны органов безопасности. Пройдя положенные в таких случаях процедуры проверок, он был зачислен в одну из воинских частей, расквартированных в Берлине. Прослужил в Германии до 1949 года. В последние годы был курьером. Возил какую-то почту между Берлином и Москвой.

В один из таких приездов в Москву попал в неприятную историю и вскоре был переведён из Германии в Батайск под Ростовом. Через год демобилизовался. Хотел устроиться на работу, но мама буквально заставила его закончить учёбу в школе, чтобы затем получить высшее образование. После школы поступил на филологический факультет Узбекского государственного университета. Будучи студентом, женился на сокурснице Тамаре Павловой. В 1954 году у них родился сын Ильяс, позже в 1962 году, когда они уже жили в Казани — дочь Дильбар.
..

Однажды, на лошади с такой «экипировкой» он возвращался из райцентра. Вместо седла — канар (домотканый мешок из грубой шерсти), вместо уздечки — верёвка, привязанная к шее лошади и накинутая петлёй на морду. В руке пустое ведро, а в ведре металлическая кружка. Как только лошадь побежала галопом, кружка в ведре загрохотала так, что лошадь испугалась и понеслась, не подчиняясь наезднику, стала неуправляемой. Постепенно, одна за другой, из-под седока стали выпадать вещи, но ведро с кружкой оставалось в руке, продолжая пугать лошадь. Наконец, не видя другого выхода или не удержавшись (точно не знаю), Искандер упал с лошади. Вернулся домой ободранный, весь в синяках, растеряв всё, что вёз, включая и продукты, которых было особенно жалко, зато с ведром и кружкой!

Летом, во время школьных каникул, вплоть до окончания школы, мы с Искандером зарабатывали, выполняя различные работы: делали кирпич-сырец, штукатурили стены, замазывали крыши глинисто-саманным раствором, чтобы крыша не протекала, покупали в колхозах фрукты, сушили их и сдавали в заготовительную контору, а за сданные сухофрукты получали дефицитные товары и продавали их на рынке. И так далее… всего не перечислишь, в общем, зарабатывали себе на жизнь. Искандер был очень хорошим работником и очень азартным. Однажды он поспорил со взрослыми рабочими, которые рядом с нами делали кирпичи, что мы вдвоём за один день сделаем две тысячи кирпичей. Взрослые, работая втроём, в день делали тысячу штук, не более. К великому их изумлению, мы выиграли пари.

Когда Искандер учился в 9 классе, его одноклассник Александров сделал «пугач» — примитивное огнестрельное оружие в виде пистолета, изготовленного из медной трубки и деревянной рукоятки. Первый выстрел, конечно, без пули, он произвел в классе. При этом присутствовали Искандер и ещё несколько мальчиков. Узнав об этом инциденте, директор созвал школьное собрание и устроил «порку», обвинив всех присутствовавших при выстреле в каком-то заговоре. В число зачинщиков, кроме Александрова, попал и Искандер. Запомнился эпизод этого собрания. Стоят провинившиеся Александров и Искандер, после бурного обсуждения и осуждения их поведения директор спрашивает: «кто писал клятву»? Искандер и Александров удивлённо смотрят на директора, не понимая о какой клятве идёт речь, Все знали о клятве Сталина, которую якобы он давал после смерти Ленина. Поэтому ученики, поняв вопрос по-своему, начали подсказывать: «Сталин, Сталин…». Когда Искандер неуверенно сказал: «Сталин!», разразилась буря, после которой Искандер сказал, что он в этой школе дальше учиться не будет.

Мама работала в той же школе, присутствовала на собрании, а когда оно кончилось, решила выяснить, о какой клятве спрашивал директор. Оказалось, что директору кто-то доложил не только о стрельбе в классе, но и о том, что якобы мальчики написали клятву, что не будут дружить с девочками своего класса. На самом деле никакой клятвы никто не писал и никто её не давал. Искандер ни в чём не был виноват вообще, поэтому маму возмутила учинённая над ним экзекуция и она, не задумываясь, поддержала желание Искандера перевестись в другую школу. Директор долго сопротивлялся, не отдавал документы, но мама настояла на своём и перевела Искандера в показательную школу Самарканда, где он успешно закончил десятый класс.

Мама в какой-то степени баловала Искандера, потакала многим его капризам. Причина, очевидно, была в том, что именно его в тяжёлые годы она дважды была вынуждена отправлять на проживание к родственникам из-за трудного материального положения, лишая его родительской ласки и родительского внимания. Вероятно, она считала себя виноватой перед ним.

После школы Искандер поступил на физмат Узбекского госуниверситета. Занимался также тяжёлой атлетикой (поднятием штанги), показывал хорошие результаты, участвовал в областных и республиканских соревнованиях, занимал почётные призовые места. В университете подружился с однокурсницей Саниёй и вскоре женился. В 1955 году у них родилась дочь Нилюфар.

— Удивительно, что все вы – правнуки Марджани – так стремились к знаниям и получению высшего образования, наперекор всем трудностям жизни.

— Наверно, это врождённое. Дипломная работа Искандера заинтересовала известного тогда профессора математики Куклиса, который предложил ему поступить к нему в аспирантуру. Однако, в силу каких-то обстоятельств, несмотря на успешную сдачу вступительных экзаменов и ходатайство самого Куклиса, он не был зачислен. Видимо, это место было предназначено кому-то другому. Искандер, действительно, был способным, я бы даже сказал одарённым. Ещё будучи студентом младших курсов, он увлёкся доказательством ещё не доказанной теоремы Ферма и доказал частный случай этой теоремы.

После университета, проработав два года в школе преподавателем математики, Искандер переехал в Казань и работал ответственным секретарём журнала «Математика», который издавался в Казанском университете.
..