tatar.uz folk history

«Нужен ли 21 веку «татарский Геродот» – Марджани?» (2008)

о жизни в Средней Азии.

— Что же Вы решили делать после школы?

— После школы хотел поступить в военное училище, но мама и Мурат были против. Я упорствовал и ни в какой институт не подавал документы. Не знаю, откуда, но у нас дома появился «Справочник для поступающих в ВУЗ». Однажды, просматривая его, я прочитал вслух «Среднеазиатский политехнический институт, горный факультет!» и, не имея ни малейшего представления об этом, многозначительно произнёс: «вот хорошая специальность!». Мама всё это слышала и вскоре, без моего ведома, отправила Искандера с моими документами в Ташкент. Он написал от моего имени заявление, автобиографию, заполнил нужные документы и сдал в приёмную комиссию этого института.

Школу я окончил с золотой медалью, поэтому, не сдавая вступительных экзаменов, был приглашён на собеседование. В институте увидел объявление, в котором несколько абитуриентов, в том числе и я, приглашались в Первый отдел. А там пожилой человек приятной наружности (так мне показалось вначале) с добродушным выражением на лице спрашивает: «Амирханов, а где твой отец»? Мне показалось, что он наш знакомый и хорошо зная папу, им интересуется. О, святая наивность! Совершенно позабыв осторожность, и в каком «отделе» нахожусь, я впервые сказал правду об отце: «Его арестовали». И тут же поплатился.

Миловидное лицо озверело, «приятный» голос рявкнул: «А что же ты в автобиографии соврал? Перепиши! Напиши, где он работал, кем работал, когда арестован, за что, на какой срок и т. д.!» Я ответил, что ничего этого не знаю. Он выкинул мои документы в окошечко, прокричав: «не хочешь, забирай документы и убирайся! Твой отец — враг народа»!

А у меня даже денег на обратную дорогу из Ташкента в Самарканд не было. Но всё-таки меня приняли – биографию пришлось переписать заново, взяв всё «с потолка». Итак, я поступил в 1951, а в 1953 умер «усатый вождь» и началась оттепель.

— Итак, высшее образование Вы получили. А как попали потом на Колыму, по своей ли воле?

— Институт я благополучно окончил и по распределению поехал в Магадан, который входил в систему сталинского монстра «Дальстрой» системы МВД. Туда я распределился добровольно, в основном по глупости (или молодости?), из «романтических» соображений, но была и подспудная надежда… встретить там папу. Должен признаться, что мне его очень не хватало. В детстве я ложился спать, думая, что ночью он обязательно вернётся и утром я его увижу. Но, увы!

На Колыме я работал на прииске Бурхала (кстати, тюркское название!) Северного горно-промышленного управления, расположенном в 600 километрах от Магадана. Прииск территориально располагался в Ягоднинском районе. Добывали золото. Рабочая сила – заключённые, в основном крупные рецидивисты, бандиты, грабители, но были и власовцы, и так называемые «военные преступники», были даже… людоеды, но были и интеллектуалы, правда, очень мало. Работал я, видимо, неплохо, так как обо мне часто писали в местных газетах и упоминали в передачах по радио.

Я думал, что, если папа жив (а что он на Колыме я почему-то был уверен!), он услышит обо мне и обязательно меня разыщет. Эта надежда, точнее мечта, встретиться с ним окончательно угасла в 1958 году, когда я получил письмо от мамы, где она сообщила, что из Прокуратуры СССР получила извещение о том, что папа был безвинно осуждён на 10 лет и умер в 1943 году в местах заключения. В настоящее время реабилитирован. Причём было сказано, что осуждён он был необоснованно, а «скончался от уремии почек» (так безграмотно написали, будто уремия бывает где-то ещё…).

— Так что работа в лагерном крае на Колыме исчерпала свой внутренний смысл – отца Вы там найти не могли…

— В 1959 году, отработав 3 года на Колыме, вернулся в Узбекистан. Два года проработал мастером на угольной шахте в Ангрене – это шахтёрский город в 120 км от Ташкента. В 1961 году на шахте произошло самовозгорание угля на моём участке и в мою смену: 12 шахтёров погибли. После этого события мама и Мурат настойчиво требовали, чтобы я уволился с этой работы. Я доработал до очередного отпуска и после увольнения Мурат увёз нас (меня и маму) в Казань.
..

— Мы самые трудные наши годы прожили среди узбеков. Подчёркиваю, не просто в Узбекистане — а среди узбеков. И не раз убеждались в их благородстве, порядочности и человечности. За все годы жизни в Узбекистане, а это без малого 20 лет, я не слышал ни об одном уголовном деле, возбуждённом по поводу мелких правонарушений наподобие «сбора колосьев». В лагерях на Колыме я не встречал ни одной узбечки.

Заслуживает особого разговора гостеприимство и щедрость восточных народов. Даже в самые голодные годы они делились с гостем последней лепёшкой и искренне обижались, если гость отказывался от угощения. Иногда мы с Искандером помогали узбекам убирать урожай с их приусадебных участков. За эту, казалось бы, несущественную мальчишескую помощь, они щедро платили частью урожая. Богобоязненные люди, они сторонились чужого добра, чужой доли, и за услуги платили сполна..