tatar.uz folk history

Путешествие в Самарканд. Кади Абу Сагид и его библиотека. Размышления о дальнейших направлениях вероубеждения. Восприятие учения Курсави. Возвращение в Бухару.

После пятилетнего пребывания в Бухаре Марджани отправился в Самарканд — второй по значимости в Туркестане центр науки и образованности того времени. Он устроился в знаменитое медресе «Ширдар», основанное выдающимся правителем Ялантуш Бапхадиром в 1619 году по милади (1028 по хиджре). Здесь Марджани сблизился с известным ученым-кадием Абу Сагидом и стал обучать его детей различным наукам. Этот кади был преподавателем медресе «Ширдар». В свою очередь Марджани посещал его уроки. Помня о пребывании Марджани в Самарканде и весьма большом значении этого на формирование личности и научных взглядов будущего ученого, мы осмеливаемся остановиться на этом факте более подробно.

В частности, вот как описывает в своих заметках об этом Садретдин хазрат: «Марджани пять лет безвыездно обучался в Бухаре; он, подобно тому, как в период летних каникул отправлялся на подработку в туркменские поселения, выехал в путешествие в город Самарканд. Там ему посчастливилось повстречаться с кадием Абу Сагидом. Он начал давать уроки внукам кадия. Последний, осознав насколько искренне стремится Марджани к знаниям, а также видя его способности, лично передал молодому шакирду самые популярные и ценнейшие книги из своей библиотеки. Многое из того наследия Марджани удалось переписать. Вот как отзывается Марджани об этом впоследствии: «Для меня книги из библиотеки кади Абу Сагида служили своего рода путеводной звездой. Из них я почерпнул очень много знаний».

По свидетельствам Хабибеннаджар хазрата, «Марджани, будучи в Самарканде, крепко сдружился с кади Абу Сагидом и стал обучать его детей. Однажды он явился пред очи кадия, держа в руках одну книгу, и поинтересовался у него, что это за издание. Тот ответил: «Судя по названию, это одна из частей каляма, однако я могу ошибаться; впрочем, дамелла, будьте добры, перепишите ее для меня, разрешаю вам воспользоваться моей библиотекой, где вы сможете изучать те книги, которые представляют интерес для вас». Марджани заметил по этому поводу: «Все мои мысли были направлены на то, как попасть в эту библиотеку». А когда через два дня Марджани вручил хозяину список, кади был весьма удивлен и заметил, что по его предположению переписка книги заняла бы не менее недели, поблагодарил его за труды и разрешил пользоваться библиотекой по мере необходимости. После чего Марджани, словно человек обуреваемый голодом, набрасывается на пищу, стал вдохновенно предаваться изучению и чтению книг, имеющихся в книгохранилище.

Во время учебы в Бухаре в книгах по вероучению он, не найдя толкования многим словам и выражениям, а также мыслям отдельных ученых, пребывал в большом замешательстве и смущении. Ознакомившись с произведениями великих ученых, содержащихся в этой библиотеке, Марджани осознал всю глубину мысли древних мудрецов, пересмотрел и по-новому осмыслил свои взгляды на вероучение. Он понял истинную ценность тех слов и выражений, которые встречались в старинных трудах ученых мужей, осознал все величие таких выдающихся ‘алимов, как Тафтазани, Фахрутдин Разый, дошел до сути многих вещей и сделал соответствующие выводы. Марджани, сдружившись с кади Абу Сагидом, многое перенял от него, а работа в его личной библиотеке имела для него огромное значение, и именно поэтому тот сравнительно небольшой отрезок времени, который он провел в Самарканде, ученый считал самым плодотворным и счастливым периодом в своей жизни. Кади Абу Сагида он считал одним из выдающихся людей того времени.

В связи с тем, что этот человек удостоился большого уважения со стороны Марджани в качестве авторитетного ученого и наставника, считаем целесообразным несколько подробнее остановиться на его персоне. Вот как отзывается о нем сам Марджани в своей книге «Вафиятель асляф»:

«Кади Абу Сагид ибн Габдулхай ибн Абульхаир Ас-Самарканди в свое время почитался как самый выдающийся из среды улемов Мавараэннахра. Его отличали острый взор и внимательность исследователя и ученого, изучившего множество древних и редких книг мудрых мужей прошлых веков. Он обладал глубокими познаниями, был страстным исследователем и поборником истины. Круг его научных интересов и пристрастий был весьма обширен: история, духовная сфера народа, события, происходящие в мире; кроме того он увлекался точными науками – арифметикой, алгеброй, геометрией, физикой, географией; сверх этого его интересовали фундаментальные знания в различных областях науки; однако единственное, что ему не удалось глубоко освоить, — это наука об имущественном наследовании. Его отличали мягкий нрав и культура, щедрость, общительность, открытость и приветливость, уважительное отношение к людям в соответствии с их положением в обществе, ему были чужды чванливость и самолюбование, как это было принято среди улемов Мавараэннахра того времени. Во время моего пребывания в Самарканде при совершении намаза он всегда ставил меня имамом во главе группы молящихся. Порой приходилось читать намаз в дороге или в каком-нибудь саду, и когда ему подавали молитвенный коврик или что-нибудь в этом роде, он непременно передавал это мне, замечая при этом, что имам более достоин этой чести, а сам читал намаз на голой земле. Однажды, представляя меня правителю-хакиму Самарканда, весьма лестно отозвался обо мне, заявив, что мол, этот джигит по уровню знаний не уступает мудрым улемам древности, из-под пера которых вышли немеркнущие труды. Кади Абу Сагид был страстным книголюбом и собирателем. Если он обнаруживал у кого-нибудь редкую книгу, которой не было в его библиотеке, он мог заплатить в два раза дороже номинала, чтобы приобрести эту книгу. В его личной библиотеке было множество редких и бесценных книг».
..

В библиотеках Самарканда будущий историк знакомился с трудами Ал-Фараби (ок. 870-950), Ибн Сины (ок. 980-1037), Ал-Бируни (973-1048), Ибн Рошда (1126-1198) и делал из них выписки, а также увлекался изучением наследия таких выдающихся поэтов Востока, как Абу ал-Касим Фирдоуси (984-1020), Омар Хайям (ок. 1040-1123), Муслихиддин Саади (1184-1291), Алишер Навои (1441-1501), от произведений которых веяло духом рационализма и гуманизма.

В своих исторических трудах Ш. Марджани очень высоко отзывался об этих ученых и поэтах Средней Азии. Например, в его «Мукаддима…» имеются интересные сведения об Ибн Сине, Ал-Фараби, Ал-Бируни, Насред-дине ат-Туси и др., а в «Вафийат ал-аслаф…», где материал расположен по системе некролога, автор дал довольно подробные биографии и творческие портреты этих ученых и поэтов.

Из «Вафийат ал-аслаф…» явствует, что научно-философская мысль среднеазиатских народов опиралась не только на древнегреческую мудрость, ставшую доступной благодаря интенсивным переводам, но и на доисламскую теолого-философскую традицию, восходящую к дуалистической космологии Авесты.

Известно, что произведения вышеперечисленных авторов оказали существенное влияние на формирование мировоззрения предшественника Ш. Марджани — Курсави. К этому же наследию приобщился и Ш. Марджани, читая древние книги и общаясь с наиболее одаренными и трезво мыслящими учеными своего времени.

Рассматривая формирование идейных истоков мировоззрения Ш. Марджани в среднеазиатский период его жизни, необходимо учитывать, что мусульмане ознакомились с греческими науками не прямым, как Европа в эпоху Возрождения, а косвенным путем, через сирийские переводы. Начиная с четвертого века труды греческих философов и их неоплатонических комментаторов, астрономов, врачей и натуралистов переводились на сирийский язык. В результате сложных и противоречивых воздействий возникла особая восточная ветвь эллинистической мысли в философии.

Один из величайших мыслителей Средней Азии ал-Фараби, по происхождению тюрк из Фараба (в нынешнем Казахстане), специально приехал в Дамаск (где и умер в 950 г.), чтобы ближе познакомиться с сирийскими переводчиками и комментаторами трудов Аристотеля.

Всякое новое достижение быстро доходило до всех уголков мусульманского мира. Оживленные торговые, политические и религиозные связи с Сирией и другими странами способствовали притоку переводческой литературы в Среднюю Азию, а оттуда — позднее — на берега Волги. «Некоторые караваны из Бухары везли не только алмазы и жемчуга, восточные шелка, сладости и благовония; в тюках, навьюченных на верблюдов, преодолевали расстояния рукописи и книги, то есть духовная пища».

Об этом красноречиво свидетельствует также наличие многочисленных, переписанных татарскими переписчиками, списков известного трактата по логике «Исаго-ги» («Введение в категорию Аристотеля») Порфирия, ученика александрийской школы неоплатонизма Плотина из Ликополя в Египте (III в.), которые автор настоящих строк неоднократно находил и описал во время археографических экспедиций на территории Татарии. Эти рукописные сочинения встречаются как под названием «Китаб ал-исагуджи», так и под названием «Китаб ал-катагуриас, однако они оба берут свои истоки от более позднего источника, а именно — от «Китаб аби наср ал-фараби фи-л-мантик». Популярность этого трактата и факт его переписки татарскими переписчиками отмечали также исследователи поступивших в центральные рукописные хранилища страны татарских рукописей.

Чтение этой литературы оказывало существенное влияние на формирование Ш. Марджани, во многом определило его подход к мировоззренческим проблемам. Например, в своем труде «Мукаддима…», материал для которого был собран им в Средней Азии, Ш. Марджани обстоятельно разбирал взгляды Аристотеля, Платона, Пифагора, Эвклида, Фалеса, Сократа и других античных философов и дал им свою оценку. Он также подробно описывал, как в аббасидскую эпоху греческая наука стала достоянием арабов и явилась базой становления их философии, медицины и астрономии.

Ш. Марджани показывал вклад других народов в арабскую культуру. Он приводил имена переводчиков с греческого, персидского, индийского и набатейского языков на арабский, посредством которых арабы приобщались к достижениям культуры завоеванных народов.

Разумеется, в настоящее время советский читатель может ознакомиться с этими сведениями через сочинения И. Ю. Крачковского, В. В. Бартольда, X. А. Р. Гибба и других. Они как бы стали уже прописными истинами. Но не следует забывать, что ученый писал об этом более чем 100 лет тому назад, значительно предвосхитив этих востоковедов. Причем будущий ученый уже в эти годы являлся не беспристрастным регистратором событий и фактов, а как строгий критик выражал свои симпатии и антипатии той или иной философской системе и их представителям. Например, подробно изложив, как заимствованные от греков и других народов науки были расширены и углублены учеными из Средней Азии, в частности «вто-рымучителем» Абу-Наср ал-Фараби и Абу Али Ибн Сина, Ш. Марджани устами такого беспристрастного автора, как Мухаммед ибн Абд ал-Карим аш-Шахра-стани (1086-1153), говорит: «Поскольку самый признанный народом ученый Абу Али Хусейн ибн Абдулла ибн Сина и его путь принят народом и взгляд его близок к истине, я решил изложить сливки его мыслей из его книг его собственными, словами, а путями и взглядами остальных (ученых — М.Ю.) решил пренебречь».

«Среди мусульманских ученых, тот, кто полностью освоил труды Аристотеля,- это, несомненно, Ибн Сина,- продолжает Ш. Марджани,- это он показал в своих сочинениях «аш-Шифа» («Книга исцеления»), «ан-Наджат» («Книга спасения»), «ал-Ишарат» («Книга указаний»). Причем во многих вопросах он пошел против Аристотеля, написал на него комментарии. Мусульманские ученые совершенствовали науки, оставшиеся им от греков».

Содержание «Мукаддима…» Ш. Марджани, где древнегреческой культуре и иранской культуре периода Сасанидов отводится примерно одинаковая роль, показывает, что научно-философская мысль средневекового Востока не только освоила, но и критически переработала духовное наследие прошлого, дополнила его собственной интерпретацией, оригинальными идеями и создала на этой базе новую, исторически самобытную и внутренне цельную теоретическую систему.

Таким образом, все передовое по тому времени наследие, которым овладел Ш. Марджани, помогло ему правильно оценить своего предшественника Курсави.

В Бухаре близкое к эмиру ортодоксальное духовенство города старалось предать забвению имя его предшественника, чтение трудов которого считалось преступлением. С трудом раздобыв в Бухаре сочинения Курсави и внимательно ознакомившись с ними, Ш. Марджани понял, что истина на стороне Курсави. Отношение Ш. Марджани к последнему хорошо видно из его примечаний, сделанных в 1846 г. в конце переписанной им же самим книги Курсави, где он называет своего предшественника «поклонником истины».

В «Мустафад ал-ахбар…» и «Вафийат ал-аслаф…» историк дал творческий портрет своего смелого соотечественника, отмечая, что Курсави отказался слепо следовать традициям и наставлениям предков. Марджани также подчеркивал его заслуги и завидное гражданское мужество.

Например, опираясь на свидетельства своих соотечественников, современников Курсави, получивших образование в Бухаре, а также на основании сведений таких своих наставников, как Абу Сайд ибн Абдулхай ас-Самарканди и другие, Ш. Марджани с присущей ему образностью и прямотой отмечал, что «мелла Абу-Наср (Курсави — М. Ю.) покинул Бухару, посадив всех так называемых ученых в «лужу».

С целью популяризации диалектических взглядов своего предшественника Ш. Марджани еще в Бухаре написал труд «Танбих абна ал-аср аля танзих анба Абу ан-Наср» («Предупреждение сыновей эпохи беспристрастными известиями Абу Насра»).

Примечателен такой факт, характеризующий эволюцию взглядов ученого. В начале своего пребывания в Бухаре в декабре 1841 г. об авторе многочисленных книг, популярных среди казанского духовенства, Сауде ад-Дине Масуде ибн Умаре ат-Тафтазани (1322-1389) Ш. Марджани отзывается как о непререкаемом авторитете. А в конце своего пребывания в Средней Азии он начинает смотреть на него как на обыкновенного сочинителя-компилятора. Более того, когда уже в Казани некоторые осуждали Курсави за то, что тот осмелился подвергнуть критике ат-Тафтазани, Ш. Марджани с гневом заявил:
«Странно, что наше общество не верит в свои силы, не верит, что кто-то из нынешних ученых по силе своего ума может сравняться с прежними учеными… Что же касается Абу Насра ал-Курсави, он и в богословии, и в умопостигаемых науках, и в красноречии не только достиг уровня ат-Тафтазани, но и во многом был выше его».

Подвергнув критике многие положения ат-Тафтазани, Ш. Марджани написал свой труд «Ал-хикмат ал-бали-га…», который являлся комментарием к основному сочинению ат-Тафтазани, срывал с последнего ореол святости, показывал ограниченность его автора. А труд Ш. Марджани «Ал-азб ал-фурат…» («Освежающая вода»), являясь субкомментарием к сочинению ад-Дувани, преследовал аналогичную цель по отношению к последнему.

Эти две работы, наряду с «Назурат ал-хак…», привели к брожению умов, явились толчком к развитию свободомыслия среди ученых кругов татарского общества, послужили в значительной степени поводом для обвинения Ш. Марджани в неверии и ереси.

Как видно из вышеизложенного, Ш. Марджани, подобно западноевропейским просветителям, подверг наследие прежних авторитетов строгому суду разума. Если авторитетность трудов предшественников не вызывала сомнений, он их принимал, в противном случае — неумолимо отвергал.

В то время многие не проводили четкого различия между верой (игтикад) и теоретическим богословием (калам). Если кто-нибудь сомневался в истинности чего-либо в теоретическом богословии, его считали отступником от веры, кафиром. Изучая произведения Курсави, Ш. Марджани убедился в полной несостоятельности подобных обвинений. Он понял, что вероисповедание истинное (то есть которого придерживались при Мухам-меде и непосредственно после него) — это одно, а вероисповедание, которое со временем трансформировалось, искажалось и наконец стало определенным шаблоном,- это — другое!

И поэтому, как Курсави, он призывает к творческому изучению первоисточников, считая, что каждый должен сознательно находить доказательства всему, в чем сомневается. Для нас, конечно, важно другое — то, что свой принцип философского сомнения ученый перенес в историческую науку, где его девизом стал, выражаясь по-современному, лозунг «Назад к первоисточникам!»

Такой переоценке ценностей, на наш взгляд, немало способствовало сочинение ал-Газали «Ихйа улум ад-дин» («Воскрешение богословских наук»), в котором автор отбросил всякую зависимость от более ранних авторов и обратился прямо к первоисточникам. Ш. Марджани привлекало в ал-Газали также его диалектика, заключенная в этом произведении. Действительно, популярность книги, а также сокращенной и облегченной ее редакции на персидском языке, широко распространенной в Казани под названием «Кимийа-йи саадат» («Философский камень счастья»), была всегда исключительно велика. Не случайно, что Ш. Марджани также отмечает влияние этого произведения на формирование мировоззрения своего предшественника Курсави.

Однако Ш. Марджани и здесь остается верным себе. Перенимая рациональное у Газали-его диалектику, он отмежевывается от него по многим вопросам. Более того, он осуждает его за то, что тот назвал еретиками таких мыслителей, как Ибн Сина и ал-Фараби.

Известно, что Газали — враг греческой науки. А Марджани же, наоборот, пытался четко разграничить область веры и науки, поднимал на пьедестал Ибн Сину за то, что тот одним из первых среди мусульманских: ученых полностью освоил труды Аристотеля.

В Самарканде Ш. Марджани близко познакомился с одним из крупных ученых города — историком Абу Сайд ас-Самарканди. В «Вафийат ал-аслаф…» Ш. Марджани очень тепло отзывался о нем. Он писал:
«Этот ученый был первопричиной тому, что я стал интересоваться исторической наукой и приступил к исследованию исторических сочинений. В Средней Азии я не встретил более эрудированного и благородного человека, чем он. У него имелись книги по различным наукам, которых нигде нельзя было встретить. Редкие книги Он стремился приобрести хотя бы и втридорога».

Увлечение историческими сочинениями в библиотеке этого ученого, знакомство с произведениями Ибн Хал-ликана, Ал-Масуди, Иакута ал-Хамави (ок. 1179-1229), Ибн ал-Асира (1160-1233), Хаджи Халифы (1609- 1657), Шамс ал-Дина ад-Димашки (1256-1327) и других авторов, повествующих о булгарах и их путешествиях в Багдад и Мекку, привели к тому, что в основе интересов Марджани наряду с мусульманской догматикой становится история. Как мы видим, этому способствовали и суб’ективные факторы.
..

Путешествие в Самарканд сыграло важную роль в жизни Марджани, в его становлении тем Марджани, каким мы его знаем. Поэтому Самарканду мы посвятили отдельную, более подробную главу.

Про путешествие в Самарканд Садрутдин-хазрат пишет следующее: «Прожив пять лет в Бухаре, Марджани поехал в Самарканд, подобно тем шакирдам, что во время своих каникул подаются в туркменскую часть Бухары для заработка. Там он встретил кади Абу Са‘ид-хазрата. Начал обучать его внуков. Увидев искреннюю любовь к знанию, кади собственноручно вручил Марджани древние дорогие и ценные книги из своей библиотеки, многие из которых тот даже переписал себе. «Книги и библиотека этого кади Абу Са‘ида стали основными путеводителями для меня. Именно они вразумили меня и направили к правильным взглядам», – говорил сам Марджани».

Хабибуннаджар-хазрат так рассказывает о времяпровождении Марджани в Самарканде:
«Марджани приехал в Самарканд и завязал хорошие отношения с кади Абу Са‘идом, начал обучать его детей. Однажды он, взяв в руки книгу «Тахзиб ал-мантик ва ал-калам», вошёл к кади и спросил: «Что это за книга?» В ответ кади ему сказал: «Хотя на первой странице книги «Тахзиб ал-мантик» написано: «Глава о логике и каламе», я подумал, что эта книга о каламе, но до сегодняшнего дня я не встречал её. Дамелла, вы перепишите её для меня, займитесь этим в моей библиотеке. Там же вы сможете прочитать и необходимые вам книги». Марджани обещал выполнить его просьбу, сказав, что главной его целью было именно попасть в библиотеку. Когда через два дня Марджани вручил кади уже переписанный вариант «Тахзиб ал-калам», Абу Са‘ид разрешил ему пользоваться библиотекой столько, сколько понадобится, сказав: «Я думал, переписка книги займёт у вас неделю, а вы переписали её за два дня».
Получив такое разрешение, Марджани с большим воодушевлением и любовью ринулся изучать книги кади, как голодный человек, нашедший для себя пищу.

Будучи в Бухаре, Марджани никак не мог согласиться и найти объяснение некоторым словам и мнениям авторов в вопросах вероубеждения. В этой же библиотеке он прочитал произведения великих учёных и исследователей ислама, понял взгляды своих предшественников, утвердился во многих вопросах, касающихся вероубеждения. Именно тогда он понял, кем являются Тафтазани, Фахр ад-дин ар-Риза, и во многих вопросах нашёл истину и успокоение для своей души.

Так как кади Абу Са‘ид оказал большую помощь и его библиотека была очень полезна для Марджани, он всегда вспоминал о времени, проведённом в Самарканде, как о самых приятных минутах своей жизни, а о Абу Са‘иде отзывался как о самом великом человеке тех мест.

Среди учителей Марджани кади Абу Са‘ид был самым уважаемым и великодушным, поэтому мы сочли нужным написать пару строк о его биографии. В книге «Вафиййат ал-аслаф» Марджани пишет:
«Кади Абу Са‘ид ибн ‘Абд ал-Хай ибн Абу-л-Хайр был одним из выдающихся учёных Мавераннахра времён ас-Самарканди, во всех делах он был особо внимателен и точен. Прочитал множество книг своих предшественников и обладал огромными знаниями, был учёным, ценящим справедливость. Знал историю, положение народов, события в мире, был сведущ в области арифметики, алгебры, геометрии, физики, географии и ещё ряде всевозможных религиозных и светских предметов. Лишь в области обязательных религиозных предписаний его знания немного хромали.

Он был человеком воспитанным, щедрым, добродушным, справедливым, уважал каждого в соответствии с его положением. Он не восхищался собой, ему не было свойственно высокомерие, как остальным учёным Мавераннахра. Если встречался с одним из потомков Пророка (из рода ‘Али и Фатимы, да будет доволен ими Аллах), выказывал ему всяческое уважение.

Когда в Самарканде мы вместе совершали намаз, он всегда делал меня имамом. А когда нам приходилось читать намаз в пути или в саду, и кто-нибудь давал ему коврик для намаза или одежду, он всегда отдавал их мне, говоря, что имам достоин этого больше, а сам читал на земле.

Однажды он так расхвалил меня перед правителем Самарканда и сказал: «Этот парень превосходит даже древних учёных, написавших объёмные труды».

Кади Абу Са‘ид очень любил собирать книги, и если вдруг ему на глаза попадалась книга, которой у него не было, он был готов купить её даже за двойную цену. Поэтому у него имелось много ценных книг по различным предметам.

Он уважал суфиев и шейхов, помогал иностранцам, независимо от того, были ли они суннитами или шиитами, интересовался положением учёных в их государствах. Поэтому он много знал об иностранных государствах и тамошних учёных. Он был довольно богат и имел земли, сады, дома во многих местах. После смерти отца не взял ничего из наследства, а раздал свою долю остальным наследникам. Был не только кади, но и преподавал в нескольких медресе Самарканда. Живя в Самарканде, я тоже пользовался его книгами, он помогал мне. Зная, что таких редких и ценных книг я не найду в другом месте, некоторые из них я даже переписал. Именно Са‘ид-хазрат стал причиной того, что я стал увлекаться историей, читать исторические книги.

Одним словом, в Мавераннахре я не встречал человека, более справедливого и прямолинейного. Его деды и прадеды также были учёными. Са‘ид-хазрат также написал книги по основам исламского права и каламу. Умер в возрасте 70 лет 16 шавваля 1225 х. / 23 августа 1849 г. Если сделать [нумерологический] подсчёт числа словосочетания «устазу замана» («наставник эпохи»), то получится дата его смерти».

По воспоминаниям о Самарканде и кади Абу Са‘иде, оставленным Марджани, по рассказам Садрутдина и Хабибуннаджар-хазрата можно понять, какое сильное впечатление произвёл Самарканд на Марджани, и как полезно для него было это путешествие.

В Самарканде Марджани встретил очень умного и начитанного учёного. Разглядев ум и способности Марджани, этот учёный стал ему покровительствовать, сыграл важную роль в его жизни, заинтересовав занятиями историей. В библиотеке кади Абу Са‘ида Марджани прочёл много древних книг и трудов по всевозможным предметам. Эти книги сильно подействовали на него, он даже избавился от сомнений в вероубеждении, определил для себя принципы и идеалы. Итогом этих исследований и размышлений стало принятие взглядов великого татарского учёного Курсави, Марджани полюбил его принципы и стал на всё смотреть с точки зрения истины.

Часто на пути к настоящему знанию и развитию люди следуют за своими покровителями, во многих делах копируют их. Исследуя биографию Марджани, мы во многих местах заметили, что он действовал, ориентируясь на кади Абу Са‘ида, восхищаясь его совершенством, старался во многих вещах быть похожим на него.

Большую часть информации и мнений, описанных в «Вафиййат ал-аслаф» и первой части книги «Мустафад ал-ахбар», он услышал именно от кади Абу Са‘ида. По словам Марджани очевидно, что этот человек был кладезем знаний, его взгляды были глубоко обдуманны и справедливы.

* * *
Когда мы писали эти строки, то задались вопросом: какие же книги в Самарканде Марджани читал с таким наслаждением, какие труды называл ценными и редкими, с какими историческими книгами встречался? Чтобы ответить на него, мы решили исследовать библиотеку Марджани и его книги, которые он переписал, будучи в Самарканде. С муллой Кашшафом мы внимательно изучили перечень книг в библиотеке, большую часть которой с помощью сына Марджани Бурханутдина нам показал его сын Габдельхамит.

Первое, что нам бросилось в глаза, это «Кимиййа ас-са‘ада» («Алхимия счастья»), «Рисалат ар-рух» («Трактат о душе») и другие книги имама Газали. Они все были собраны в одном месте.

Также Марджани переписал довольно много трудов Джалал ад-дина ад-Даввани и Мирзы Захида, являющихся одними из выдающихся учёных калама и логики. Кроме этого среди книг, переписанных в Самарканде, мы обнаружили «Иткан фи ‘улум ал-Куръан» («Совершенство коранических наук»), «Мизан аш-Ша‘рани» («Весы аш-Ша‘рани»), «Фатх ал-кадир» («Открытие Всемогущего»), «Шарх ал-Хидайа» («Комментарии к ал-Хидайе»), «Шарх ал-Муватта’» («Комментарии к ал-Муватта’), «Фусул ситта» («Шесть разделов»), «Ахлак ан-Насири» («Нрав-ственность ан-Насири»), книги «Шифа» («Излечение») и «Ишара» («Указание») Абу ‘Али ибн Сины, «Милал ва нихал» («Течение и секты»), «Нихайат ал-икдам» («Конечное вступление») аш-Шахарстани и Ибн Хазма, некоторые произведения аш-Ширази, ас-Суюти и ас-Сухраварди.

Среди исторических книг мы повстречали переписанные варианты книг «Кашф аз-зунун» («Стирание предположений»), [ «Вафиййат ал-а‘йан» («Некрологи знатных лиц»)] Ибн Халликана, «А‘лам ал-ахйар» («Уведомление превосходных людей»), «ал-Джавахир ал-муди’а фи табакат ал-ханафиййа» («Сияющие драгоценности о классификации ханафитов»), «Тадж ат-тараджим» («Корона биографий»). Они также хранились рядом с книгами, привезёнными из Самарканда. Хоть на них и не были указаны даты, когда они были переписаны, мы предположили, что, возможно, именно эти книги Марджани читал во время того путешествия.

В «Мустафад ал-ахбар» Марджани пишет, что в Самарканде он читал сборник Аксак Тимура «Тазаккат», написанный в виде автобиографии.

Будучи в Самарканде, Марджани также переписал многое из тафсира кади Байдави и из толкования к данному тафсиру, написанного отцом кади Абу Са‘ида.

Марджани счёл важным для себя и вопрос расм масахиф (шрифт Корана), на который обращают внимание лишь великие и образованнейшие учёные. Поэтому он прочёл и исследовал Коран, известный как «Мусхаф ‘Усмани» («Османский экземпляр Корана»), хранившийся в Самарканде, обратил внимание на каллиграфию этой Книги и решил, что почерк данной Книги свидетельствует о том, что этот Коран принадлежит к эпохе ‘Усмана. Он написал об этом подробно в статье, опубликованной в газетах Стамбула «Басират» и «Хакаик ал-вакаи‘» и в книге «ал-Фаваид ал-мухимма», посвящённой видам расма.

Живя в Самарканде, достиг ли Марджани сам такой степени, что обращал внимание на расм Коранов и мог сравнивать различные мусхафы, либо ему показал и объяснил это кто-нибудь, например, кади Абу Са‘ид – мы не смогли найти точный ответ на этот вопрос.

Если Марджани понял это сам, будучи очень внимательным, очевидно, что он прошёл огромный путь развития, а его исследования поднялись на достаточно высокий уровень. Есть примеры того, что даже мударрисы, десятки лет занимающиеся преподавательской деятельностью, и понятия не имеют о проблеме расма мусхафов.

* * *
Выше мы написали, что, будучи в Бухаре, Марджани был довольно сильно озадачен некоторыми вопросами вероубеждения, веры, приехав же в Самарканд, нашёл ответы на многие из них. В Самарканде по совету кади Абу Са‘ида он начал изучать историю и с этого момента сделал её целью своей жизни. Эти два вопроса (укрепление вероубеждения, становление принципов и жизненных ценностей) играют важную роль не только в жизни Марджани, но и любого другого мыслящего человека.

Выбор же жизненного пути и становление принципов таких талантливых, размышляющих, исследующих людей, как Марджани – очень большое дело.

Многие гении, мыслящие люди, обладающие талантом и способностями, не могут найти подходящее для себя дело, определить принципы и идеалы. Так они проводят свою жизнь зря. Встретившись с различными препятствиями, связанными с их религией и верой, взглядами и поступками, они переживают внутреннюю революцию. В зависимости от природного упорства, богатства души, серьёзного и глубоко осмысленного отношения к жизни, каждый человек переживает эту революцию по-своему. Становление принципов и идеалов также оказывает огромное влияние на развитие и занятия человека. Многие люди не могут заняться по-настоящему полезным трудом именно из-за того, что они не определились со своими идеалами и принципами. Причина того, что думающие и умные люди не могут быть полезными ни обществу, ни себе, тогда как люди среднего ума, вооружённые знаниями в достаточно узкой области работают и живут достаточно хорошо – отсутствие цели и неумение определять жизненные принципы. По этому поводу один из исламских философов высказался так: «Я обладаю средними умственными способностями. 75 человек из 100 так же умны, как и я. Если же есть разница в наших делах, так причина не в различии умственных способностей. А причина этого в том, чтобы уже в молодости определить для себя цель и направление движения, а потом, направляясь к этой цели, знать пути и способы её достижения и двигаться по самому удобному и короткому пути».

Так как Марджани довольно долго занимался каламом и философией, ему приходилось сталкиваться с различными сомнениями в области вероубеждения и веры, искать ответы на множество вопросов, приходящих на ум, и некоторое время бороться с препятствиями, чтобы не осквернить свою душу. Однажды Марджани сказал друзьям:
«Будучи в деревне, в книгах я прочёл строки (или хадис), одобряющие вероубеждение старух. Тогда, несмотря на глубокие раздумья, я не понял смысла этого. Прожив некоторое время в Бухаре, я вник в них. Вероубеждение старух лучше вероубеждения многих тех, кто занимается каламом и философией, их вера в Аллаха сильнее. Поэтому переселение из Бухары в Самарканд оказало на меня сильное воздействие».

Из этих строк понятно, что во время путешествия в Самарканд Марджани продолжал сомневаться, но он прошёл стадию следования (таклид) в убеждениях за другими, и переживал эпоху революции и колебаний, для него пришло время двигаться в направлении к обоснованным позициям и во многих религиозных вопросах приходить к твёрдому и единому мнению. Значит, в возрасте 25–26 лет Марджани покинули сомнения, он вошёл в эпоху зрелости в суждениях.

Но какие же книги и произведения каких авторов воздействовали на укрепление его религиозных взглядов? Так как мы не обладаем полной информацией о прочтённых им в Самарканде книгах, мы не можем сказать ничего определённого по этому поводу, но всё же считаем, что на него по большей части подействовали книги имама Газали. Вместе с тем, что он великий религиозный учёный, имам Газали ещё и выдающийся философ. Его книги соответствуют взглядам и принципам Марджани. Марджани и сам очень любил Газали и когда хвалил кого-либо, говорил о нём: «Прочёл труды Газали и хорошо понимает принципы предшественников». И в книге «Вафиййат ал-аслаф» он пишет, что Газали был единственным выдающимся учёным ислама, хорошо понимавшим религию.

Так как Марджани приводит много доказательств тому, что именно через книги имама Газали он определил для себя мазхаб и религиозные принципы, подробно описывает все мысли, посетившие его в тот момент, рассказывает о своих колебаниях и нахождении истины, мы считаем, что именно труды имама Газали способствовали тому, что Марджани перестал сомневаться и в вопросе ислама и неверия пришёл к единому мнению. О том, что книги Газали привлекли особое внимание Марджани, говорит и тот факт, что, будучи в Самарканде, он переписал себе несколько трудов этого учёного.

* * *

Понятно, что, живя в Самарканде, Марджани прочёл множество книг и расширил свой кругозор. Он, в течение 5 лет жизни в Бухаре проводивший всё своё время за чтением книг по вероубеждению и логике, сейчас утвердился во мнении, что имеет право говорить о заблуждении, о «Китаб ас-сунна», разных нововведениях, распространённых среди народа, о нововведениях в вере и нравственности мусульман, критиковать современное положение, и что он прав в своей критике. И, видимо, как напоминание для себя, по какому пути двигаться и какие принципы избирать, в начале одной из переписанных тогда книг сделал заметку:
«Мазхаби фи ал-‘аклийат ал-худжжа ва ал-бурхан, ва фи ан-наклийат ас-сунна ва ал-Куръан» («Мой путь в рациональных науках – доказательства и доводы, а в религиозных науках – сунна и Коран»).
Эти слова написаны большими буквами, как самые важные и требующие особого внимания.

Для того чтобы показать, как окрепли принципы и вероубеждение Марджани, чем были заняты его мысли и о чём он размышлял, мы приводим следующий отрывок из «Вафиййат ал-аслаф». Касаясь биографии выдающегося татарского имама Абу-н-Насира ал-Курсави, Марджани пишет следующее:
«По своей молодости я не понимал истины и, бездумно следуя за остальными, с иронией и смехом смотрел на взгляды и убеждения Курсави. Но позже я прочёл книги великих имамов и наших предшественников, обладающих верной мыслью, и, накопив знания, понял, что значит истинная религия и мудрость, и, по милости Всевышнего Аллаха, избавился от своих заблуждений.

Однажды в Самарканде я сидел и размышлял, удивляясь тем нововведениям, распространившимся среди народа, тому, что мои современники стали отклоняться от пути ахл ас-сунны ва-л-джама‘а, оставили истинный путь, по которому шли наши предшественники и с каждым днём опускаются всё ниже и ниже, следуя за испорченным вероубеждением и слабыми мыслями. Тогда я, хвала Аллаху, вспомнил, что многие люди не признают взгляды и принципы Абу-н-Насира, клевещут на него, обвиняя в искажении вероубеждения. Тогда я задумался: «Возможно, Абу-н-Насир нашёл истину, так же, как я, хвала Аллаху, понял вероубеждение наших предшественников, может, он написал свои книги, желая призвать людей к этому пути, но народ начал нападать на него, не понимая его благих стремлений», и захотел прочесть его труды. Так как у меня, да и во всём Самарканде не было его книг, я поставил себе цель – по приезде в Бухару первым делом найти и прочитать произведения Курсави.

Когда я пошёл к дамелле Исмаилу Кушкариййу, общавшемуся с Курсави, он с большой неохотой дал мне книги последнего, сказав, что в книгах Курсави нашли ошибочные суждения, и в Бухаре вышел запрет на чтение его произведений. Хотя я и взял книги с тем условием, что прочитаю и возвращу их через неделю, книгу «‘Акаид» я прочёл за ночь. В ней я не нашёл ничего, противоречащего взглядам наших предшественников. Позже я встретился с Низам ад-дином ал-Ихрами и ‘Ариф ибн ‘Абд ас-Саламом, которые также похвалили Абу-н-Насира и его труды. После этого я прочёл все книги Курсави и нашёл, что почти все его взгляды выражают истину[31]. Те же, кто критикует его, на самом деле ничего не знают об истине и вероубеждении наших предшественников. Про Абу-н-Насира я написал книгу в жанре трактата (рисала) «Танбих абна’ ал-‘аср би-танзих ибн Аби-н-Насир» («Извещения сынов эпохи беспристрастными известиями Абу-н-Насира»).

Из этих строк отчётливо видно, чем были заняты мысли Марджани. Ясна его твёрдая убеждённость в том, что он выбрал истинные взгляды и принципы, он всё стал взвешивать самостоятельно, не опираясь на чужое мнение.

В Марджани были очень сильны критическое мышление и способность сравнивать, сопоставлять, что является одной из важнейших составляющих в развитии человека. Найдя, что кто-либо или целый народ противоречит истине, он осмеливался яро критиковать их. Выше мы уже писали, что, будучи в Бухаре, он критиковал тамошние методы обучения, учебники и предметы. Мысль Марджани развивалась и дальше, он исследовал вероубеждение народа и книги по вероубеждению, бывшие в употреблении, сравнил не подлежащее сомнению вероубеждение, описанное в Коране и сунне, с тем, что описано в книгах его времени, и стал критиковать места, не соответствовавшие Книге. Он осознал, что в религиозных вопросах за основу всегда следует брать Коран и сунну. Марджани понял, что причиной испорченности и низких качеств, получивших распространение среди мусульман, является и отклонение от Корана, хадисов и прежнего пути мусульман Эпохи благоденствия (‘аср ас-са‘ада), т. е. времён Пророка.

Марджани достиг того уровня, когда научился смотреть со стороны на распространённые в народе традиции, книги, вероубеждение и трезво оценивать их. Понял, что в религиозных вопросах следует ориентироваться на Коран и хадисы и в последующем был твёрд в этих взглядах и принципах. То, что Марджани пришёл к одному мнению в вопросах веры и вероубеждения, безусловно, является показателем уровня его развития и говорит о зрелости мысли и суждений.

* * *

Проведя два года в Самарканде, Марджани решил вернуться в Бухару и взял у кади Абу Са‘ида свидетельство о своей учёной степени. Должно быть, для Марджани было сложно покидать Самарканд, делал он это с большой неохотой. Вот что говорит по этому поводу Садрутдин: «В тот год, когда Марджани был в Самарканде, на деньги одного благотворителя по имени ‘Арифджан-бай там строилось медресе. Часть строительных дел при этом велась под началом кади Абу Са‘ида, и он сказал Марджани: «Оставайся в этом году в Самарканде. После завершения строительства заселение студентов в комнаты медресе будет происходить под моим контролем. Я и тебе выделю там комнату. Позже ты сможешь продать её и на вырученные деньги купить приличную комнату в Бухаре». Марджани согласился с этим, дождался окончания строительства и начал жить в одной из комнат. Но спустя какое-то время у него возник конфликт с одним из преподавателей медресе, и Марджани был вынужден продать комнату и переехать в Бухару. После этого случая Марджани рассказывал: «Если бы не конфликт с этим проклятым учителем, я бы остался в Самарканде, не стал бы возвращаться в Бухару. Для меня Самарканд был очень полезен».

30. «Ширдар» является одним из знаменитейших медресе Самарканда, оно было построено в 1028 х./1619 г. правителем города Ялангушем Бахадиром.
..