опубл.2023-03-26
из Автобиографической повести Инессы Башкирцевой опубликованной на:
https://mytashkent.uz/2020/05/06/tashkent-moyo-detstvo-tashkent-moya-yunost-tashkent-vsya-moya-zhizn/
Башкирцева — родословная схема
Предыдущая часть: 1944..46 Куйлюк (И_Башкирцева)
гл.3 .. За эти два года мама измоталась в конец. Она готова была не то, что в подвал переехать, а куда подальше. Маме очень не повезло в Ташкенте, и она, наконец, решилась пойти к начальству, просить помощи. Начальник Аптекоуправления выслушал мамину горемычную историю и помог. Фамилия его Мирсагатов. Мы все были ему благодарны, и я с детства запомнила его фамилию — Мирсагатов. Ведь моя мама очень трудолюбивая, умелая, была опытным специалистом-фармацевтом со знанием русского и узбекского языков. Это ценилось. .. Наконец, мы переехали в город на ул. Укчи-Ружейная. По площади Комсомольская на Беш-Агаче наискосок на Чорсу проходили трамваи №1 и №4. Там на конечной остановке справа по ходу трамвая была аптека. В те времена в Ташкенте аптек было мало, не то, что сейчас, — на каждом углу «Дорихона» — аптека с готовыми заводскими упаковками лекарства: и наружные, и внутренние, и очень дорогие. В эту аптеку маму перевели по её усиленной просьбе, в связи с трудностями добираться до работы из колхоза на Куйлюке в Старый город на ул. Самарканд-Дарбаза, 26, а также ежедневно сдавать выручку в аптекоуправление в центре города на ул. Ленина рядом с красивым особняком — Центральная аптека №1. Новая мамина аптека была в большом кирпичном здании с высоким подвалом. Этот подвал был наша комната без окон. Мы там стали жить. Вниз спускаться в подвал было много ступенек. Ташкент — город большой, дорога дальняя. Пятый ходил очень плохо. Трамваи узкоколейные часто сходили с рельсов, простаивали долго. Надо было идти на Сквер, там до Куйлюка курсировала сельская бричка с одной лошадью. Люди сидели по периметру, свесив ноги, сумки и баулы ставили на середину; везла очень медленно, больше шести человек возница не брал. Особенно тяжело было маме осенью и зимой идти по колхозному бездорожью месить глину в резиновых ботах, которые быстро изнашивались и промокали. Тротуаров нет, глина липнет. Часто в темноте добираясь до дома моя бедная мамочка плакала навзрыд, проклиная свою жизнь: «Проклятый Куйлюк!» в сердцах говорила мама — «Проклятый кишлак!» Мама любила свою работу, она наизусть помнила латинские названия лекарств, препаратов их составляющих: разнообразных растительных веществ, химических реактивов, легко читала врачебные рецепты, могла приготовить любое лекарство, микстуры, мази, порошки. В то время готовых заводских лекарств было очень мало. .. В этой снова нашей школе была большая, красивая учительница. Она ласково спросила меня: тебя в пионеры приняли, я соврала и с радостью одела шелковый красный пионерский галстук. В классе я подружилась с хорошими татарскими девочками Венерой и Фердиной. Здесь в Старом городе жили в основном местные жители: узбеки, казахи, киргизы и татары тоже. Русских было мало, и местные жители часто с любопытством посматривали на русскую женщину, которая совсем по-другому одевалась. Особенно на базаре глазели на русских: и продавцы, и покупатели тогда были мужчины. Рядом с аптекой жила одна русская женщина — высокая, фигуристая с причёской. Местные женщины, глядя на неё, когда она выходила из калитки на трамвайную остановку, прозвали ее «Олма-Гуль» — цветок яблони. Взаимоотношения с населением в те времена были самые задушевные. Как-то Рустам смешил нас; копируя с узбекским акцентом стишки, которые где-то услышал: «Базар балшой, народа многа, руски баришна идёт, дайте ей дорога!» Мы весело смеялись, как смешно они коверкали русские слова! А бабушка его поругала, сказала, что мы приехали к ним жить, они наши добрые соседи. «Чтобы я это больше не слышала! Твой лучший друг — Ильгар Рашидов!» Да, Ильгар — самый хороший наш товарищ, он всегда всех защищает и меня тоже, когда Уктамка дразнила меня — нугай. Она сказала, что мы татары не мусульмане: «Сиз туккиз марта айланган, етти марта койткан, факат мусульман булмаган» — Вы девять раз поворачивались, семь раз возвращались, но мусульманами не стали. Это — история о полководце Амир Тимуре, потом еще расскажу. .. гл.2 (1946) .. Альфия-опай училась в 9 классе, когда Дау-опай посадили, она всё понимала и часто плакала. Мама её очень жалела и сказала: «Ничего, я тебя не оставлю, ты мне дочь, как и Инночка. Ты хорошо учишься, заканчивай школу, пойдёшь учиться в институт, а работать пойдет Рустам как единственный мужчина в доме. Учиться у него большого желания не было, он у нас был мастеровой. Мама решила, что Альфия-опай обязательно получит высшее образование, как бы трудно ей ни пришлось. И Альфия-опай поступила в институт. А чтобы она, молодая девушка, одна так далеко не ездила, договорились, что она с Дильбар-опаем будут вместе ездить, и Дильбар-опай стала жить с нами. Дильбар Мидхатовна Султанова, в девичестве Сафарова — ровесница и близкая родственница и задушевная подруга Альфия-опая. Они называли друг друга «туганэм» — родная. Они вместе поступали и вместе проучились на агрономическом факультете Сельскохозяйственного института, который был в центре города на ул. Кирова. Семья Дильбар-опая очень нам помогала. Это семья — взрослые брат и две сестры жили вместе в старом городе на Оклане в кольце 8 трамвая в своем большом доме из двух больших, очень высоких комнат; капитальный дом с большими высокими окнами. Я его называю «Ясная поляна», их дом мне напоминает усадьбу Льва Толстого. Губайдулла-абы Сираджи был очень грамотный, начитанный и душевный человек. Работал в семье один, а две сестры — старенькая Закия-Туташ никогда не работала и не выходила замуж. Губай-абы никогда не женился и до старости прожил бобылём. Только младшая Рукия-опай была замужем за Мидхата Сафарова и имела двоих дочерей Фероя-опая и Дильбар-опая. Их отец рано умер, Рукия-опай одна растила дочерей, вот брат и помогал им и нам тоже. У них близко от их дома был дешевый старогородский базар, и они на этом очень экономили, покупали дешевые овощи и фрукты, свежие со своих садов и огородов, а не магазинные. В любое время на столе были пироги с тыквой. Муку они покупали мешками, как водится у местных их соседей-узбеков, у которых большие семьи. И они и муку, и рис, и сахар покупают мешками, получается очень выгодно: в мешке — 50 кг плюс 3-4 кг сверх того — утруска-усушка, — которая при развеске по килограммам теряется. Муку наши родственники покупали не высшего сорта, а тёмную второго сорта, зато 1 кг стоит 24 коп. А пироги получаются вкусные. Эти обе сёстры были очень старательные, они как бы сидели дома, не работали, но в семье они были настоящие экономки, кухарки и няньки, как в старинных богатых домах. Они очень умело вели домашнее хозяйство, у них ничего не пропадало, ничего не выбрасывалось: кожурки от овощей, огрызки от яблок, груш и других фруктов, косточки — всё шло на удобрение, а не на мусор. В базарные дни — среда, суббота — рано утром продавались живые куры и петушки по 2-3 руб. штука. Это — и мясо, и перья, из одной такой курицы приготовляли из мясистых ножек наваристый бульон и фаршированную крупой курицу, и суп из потрошков. Питались они сытно и вкусно, и нам перепадало. Туташ нам детям шила на зиму бурки — стёганные ватные сапожки носить с галошами. Верх она шила из голенищ старых шерстяных брюк. А у Губай-абы были настоящие фабричные бурки, отороченные кожей, подошва тоже кожаная, как туфли, голенища войлочные. Глядя на такие сапоги, я часто вспоминаю одного доброго человека в красивых белых войлочных бурках. [см.1944..46 Куйлюк (И_Башкирцева)]. .. |
См.также: 1946 санаторий Ореховая роща (Инесса Башкирцева)
Продолжение: 1947..49 Авиагородок (И_Башкирцева)
