tatar.uz folk history

1863-02-28

1863 Вамбери и татары

опубл. 2020-02-28, доб.2022-12-23

Абдулла Расулов, Алишер Исокбое, Дилфуза Насретдинова «ТАТАРЫ В ТУРКЕСТАНЕ НА ИЗЛОМЕ ЭПОХ Начало ХХ века». Казань 2021..

..
Известный востоковед Герман Вамбери особо отмечал роль татар в деле распространения
просвещения. Он писал, что во второй половине XIX века
112
среди мусульманских народов именно татары смогли получить современное образование, они осознали, что безразличием ничего нельзя добиться: недостаточно только называться мусульманами, пришло время приблизиться к миру идей Запада. Ученый отмечал, что в конце XIX века во всем мусульманском мире именно татары принялись осуществлять
реформы с такой смелостью, энергией и знанием дела, которые не снились их единоверцам. Он пишет про татар, что «они являются российскими гражданами, исповедующими ислам. Известны и знамениты под общим именем «татары». В этническом аспекте они делятся на такие группы, как поволжские татары, башкиры, киргизы, сарты, кавказские и крымские татары». Также Вамбери пишет о том, что о духовных стремлениях этих этносов до последнего времени мало что было известно. Русские стремились к отторжению их от ислама и привлечению к православной религии. Русский царь Иван Грозный вел большую деятельность в этом направлении – при нем небольшая группа крещенных
татар отошла от ислама»1.
..
1 Вамбери .. Маърифат йўлидаги уй.ониш // Тафаккур. 2000. №2. Б. 62.
..

Из великой книги Арминия Вамбери сделал выборку абзацев со словом «татар».. получилось много.. что неудивительно — проводником у него был татарин..

Арминий Вамбери — Путешествие по Средней Азии..

—————————————————————
Российская академия наук Институт востоковедения
OCR: Zulfia Sabir
—————————————————————
[5] ПРЕДИСЛОВИЕ
В. А. Ромодин

——

..
..
А. Вамбери внес заметный вклад в изучение прошлого наро Средней
Азии и Казахстана по материалам письменных источников. Наибольшее научное значение имеют его труды по чагатайскому и уйгурскому языкам, по тюрко-татарской и финно-угорской лексикографии. А. Вамбери оказал влияние на формирование некоторых крупных европейских ориенталистов, например его соотечественника профессора И. Гольдциера (1850-1921)^31 .
..
КОММЕНТАРИИ К ПРЕДИСЛОВИЮ
..
^17 Вамбери А. Моя жизнь, с. 21. Если «в отношении длины пути» А.
Вамбери, несомненно, прав, то «в способе его преодоления» он все же имел предшественни, который не получил, однако, столь широкой известности. Речь идет о бароне П. И. Демезоне, преподавателе тюркских языков в Оренбурге, который совершил отсюда в 1834 г. путешествие в Бухару под видом татарского муллы.
..

——

..[19] ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ
Пешт, декабрь 1864 г.
Вамбери.
..
То, что венгерский язык относится к алтайской семье языков, знает
каждый, но к финской или же к татарской ее ветви — вот вопрос, который ждет своего ответа. Этот вопрос, интересующий нас, венгров, по причинам научного и национального характера, был основной побудительной причиной моего путешествия на Восток. Путем практического изучения живых языков я хотел точно узнать степень родства между венгерским языком и тюрко-татарскими наречиями, к мысли о котором меня привели уже теоретические занятия. Сначала
я отправился в Константино. Несколько лет пребывания в турецких домах, а также частые посещения мусульманских школ и библиотек скоро сдела из меня турка, точнее сказать, эфенди^2 . Последующие лингвистические исследования влекли меня в места все более удаленные, и когда я задумал предпринять путешествие в Среднюю Азию, то счел целесообразным сохранить образ эфенди и объехать Восток как житель Востока.
..

——

*[21] **I* *ЧАСТЬ*
*I*
..
*II*
*Возвращение в Тегеран. — Помощь, оказываемая суннитам, дервишам и
хаджи в турецком посольстве. — Автор знакомится с караваном татарских
хаджи^10 , возвращающихся из Мекки. — Различные пути. — Автор решает
присоединиться к хаджи. — Хад Билал. — Автора представляют его будущим спутникам. — Выбран путь через земли йомутов и Великую пустыню.*

Приблизительно в середине января 1863 г. я уже снова был в Тегеране в
кругу своих гостеприимных турецких покровителей. Теперь, разумеется, дело обстояло совершенно по-иному с при и моим окончательным
решением; я устал от колебаний и наконец твердо решил осуществить свой план, даже если потребуются величайшие жертвы. В посольстве существовал давний обычай оказывать помощь хаджи и дервишам, которые ежегодно в немалом числе проходили из Бухары, Хивы и Коканда через Персию в Турцию. Это было истинным благодеянием для несчастных нищих-суннитов в Персии, которым шииты-персы не подавали ни гроша. Таким образом, в посольской гостинице неделями жили гости из далекого Туркестана, и я был бесконечно рад, если мне удавалось заполучить в свою комнату оборванного татарина^11 , который рассказывал много интерес о своей родине и беседа с которым имела большую ценность для моих филологических занятий. Этих людей поистине изумля моя предупредительность; они, конечно, и понятия не имели о моих целях, и скоро в караван-сарае, который находился на их обычном пути, распространилась молва, что у Хайдар-эфенди, посланника султана, великодушное сердце, а Решид-эфенди (это имя я присвоил своей скромной особе) обходится с дервишами, как со своими братьями, и, весьма вероятно, сам переодетый дервиш.

Поскольку обо мне сложилось такое мнение, меня ничуть не удивляло, что странствующие дервиши сначала приходили ко* [26] *мне, а затем к министру [посланнику], ибо доступ к последнему часто был им не дозволен и лишь благодаря моему посредни они могли получать свои оболы или исполнять другие желания. Так было и утром 20 марта, когда четверо хаджи пришли ко мне с просьбой представить их посланнику султана, потому что они хотели пожаловаться на персов, которые взяли с них у Хамадана на обратном пути из Мекки суннитский налог, который давно запрещен султаном и который порицается даже персидским шахом (Добрые татары думают, что весь мир должен повиноваться султану, главе их религии. В глазах суннитского мира законный халиф (преемник) Мухаммеда тот, кто владеет аманати шарифе, т. е.
благородным наследием, которое вклю: 1) все реликвии, хранящиеся в
Стамбуле в здании Хиркаи-Саадет, например плащ, знамя, бороду и зубы
пророка, потерянные им в одном сражении, предметы одежды, Коран и оружие, принадлежавшие первым четырем халифам; 2) обладание Меккой и Мединой, Иерусалимом и другими местами паломничест мусульман). «Мы не хотим от его превосходительства денег, — говорили они, — мы только хотим, чтобы в будущем наши соотечественники-сунниты могли беспрепятственно посещать святые места».

Такие бескорыстные слова из уст людей Востока поразили меня, я пристально всматривался в лица моих гостей и должен открыто признать, что, несмотря на всю кажущуюся дикость, несмотря на жалкое одеяние, я нашел в них нечто благородное и с первого взгляда почувствовал к ним тайное расположение.

Я вступил с ними в весьма долгий разговор, чтобы подробнее узнать об их спутниках и о пути, который они проделали от родных мест до Мекки, и о маршруте, которым они намерева следовать до Тегерана. Говорил большей частью хаджи из Китайской Татарии^12 , именуемой также «Малой Бухарией», прикрывавший свои лохмотья новым зеленым джуббе (суконная верхняя одежда), с огромным белым тюрбаном на голове, своим горящим взглядом демонстрировавший превосходство над остальными спутниками. Отрекомендовавшись придворным имамом Ванга (китайского губернатора) из Аксу (провинция Китайской Татарии),
уже дважды посетившим святые места и потому хаджи вдвойне, он познакомил меня с сидевшим рядом с ним спутником и пояснил мне, что присутствующих здесь людей следует считать предводителями небольшого каравана хаджи, насчитывающего 24 человека. «Наше общество, — продолжал оратор,- состоит из молодых и старых, богатых и неимущих, благочестивых ученых и мирян, однако все мы живем в полном мире и согласии, так как все мы из Коканда и Кашгара (Название «Кашгар» употребляется часто для обозначения всей Китайской
Татарии.) и среди нас совсем нет бухарцев, этих ехидн рода человеческого». О враждебном отношении узбекских (татарских) племен Средней Азии к таджикам (персидскому коренному населению) мне было уже давно известно, вот почему об этом я не хотел больше ничего* [27] *расспрашивать, а с большой охотой выслушал сообщение о пла, которому они намеревались следовать, продолжая свой путь домой. «Отсюда на родину, — объяснили мне татары, — у нас есть четыре пути: 1) через Астрахань, Оренбург и Бухару, 2) через Мешхед, Герат и Бухару, 3) через Мешхед, Мерв и Бухару, 4) через Туркменскую пустыню, Хиву,
Бухару. Два первых пути слишком дороги для нас, да и война в Герате —
немалое препят; несмотря на то что оба последних пути очень опасны, мы должны выбрать один из них и хотим посоветоваться с тобой об этом».

Я беседовал с этими людьми уже целый час, мне определенно нравилась их чистосердечность, и, хотя необычные черты лица чуждой расы, жалкая одежда и бесчисленные следы тяжких странствий придавали этим людям совершенно дикий, устра вид, я не мог удержаться от мысли: не совершить ли мне свое путешествие в Среднюю Азию с этими паломниками? Они были бы для меня наилучшими наставниками; кроме того, они принимали меня за дервиша Решид-эфенди и видели меня в этой роли в турецком посольстве; кстати, они были не в лучших отношениях с Бухарой, единственным городом в Средней Азии, которого я, бедный, действительно боялся, ибо бояться меня, естественно,
научила несчастная участь моих предшественников. Поэтому я немедля сообщил им о своем намерении. Я знал, что они начнут расспрашивать меня о побудительных причинах. Уважаемый читатель поймет, конечно, что я не мог рассказать этим истинным сынам Востока о своих научных целях; они сочли бы смешным, что такая абстрактная цель побуждает эфенди, т. е. господина, подвергать себя стольким опасностям и затрудне; может быть, они нашли бы в этом повод для подозрений. Человеку Востока неведома жажда знаний, и он не верит в ее существование. Поскольку я не хотел резко выступать против воззрений этих сынов Средней Азии, крайне фанатичных мусуль, мне надлежало прибегнуть к основательной лжи, так чтобы это не только льстило моим спутникам, но и способствовало поставленным мною целям. Я сказал им, что уже давно испыты тайное, но страстное желание увидеть Туркестан (Среднюю Азию), этот единственно еще оставшийся чистым источник
мусульманской добродетели, и посетить святые места Хивы, Бухары и
Самарканда. Это намерение, уверял я их, привело меня из Рума (Турции) сюда; уже год, как я жду в Персии, и теперь благодарю бога, что он послал мне спутников, подобных им (указывая на моих татар), с которыми я смогу продолжать свой путь и осуществить свое желание.

Когда я окончил свою речь, добрые татары смотрели на меня с истинным
изумлением, но скоро они оправились от удивления, вызванного моими
замыслами, и я заметил, что теперь они окончательно уверились в том, о чем раньше лишь подозревали, а именно в том, что я дервиш. Они бесконечно рады, говорили мои новые знакомые, что я считаю их достойными дружбы,* [28] *соглашаясь отправиться с ними в столь дальний и опасный путь. «Мы все готовы стать не только твоими друзьями, но и твоими слугами, — говорил Хаджи Билал (так звали вышеупомянутого оратора), — но только мы должны обратить твое внимание на то, что дороги в Туркестане не так удобны и безопасны, как
в Персии и Турции. На наших дорогах часто неделями не бывает ни крова, ни хлеба, даже ни капли питьевой воды, к тому же приходится опасаться, что тебя убьют, возьмут в плен и продадут в рабство или же ты будешь заживо погребен песчаными бурями. Обдумай как следует свой план, эфенди, чтобы не раскаяться, когда будет уже поздно, и мы не хотим, чтобы ты обвинял нас в своем несчастье. Ты ни в коем случае не должен забывать, что наши соотечественники далеко отстали от нас в опытности и знании света и, несмотря на все свое гостеприимство, они всегда подозрительно смотрят на чужого человека. А как ты один, без нас, совершишь далекое обратное путешествие?»
..

——

*III*
..
Между тем я, следуя за ними тихим шагом, хочу всех их представить
читателю, потому что мы довольно долго будем путешествовать в их обществе и
потому что они действительно были наичестнейшими людьми, которых я встречал
в тех краях. Вот они: Хаджи Билал (1) из Аксу (Китайская Татария),
придвор имам китайско-мусульманского правителя той же провин. С ним
были его приемные сыновья Хаджи Иса (2 ) — малому шел шестнадцатый год — и
Хаджи Абдул Кадер (3), о котором я уже упоминал. В компании, так сказать,
под покровительством Хаджи Билала были, кроме того, Хаджи Юсуф (4), богатый
крестьянин из Китайской Татарии, со своим племянником Хаджи Али (5),
десятилетним мальчиком с крошечными киргизскими глазками. У них еще
оставалось 80 дукатов на путевые расходы, поэтому их называли богачами, но
это держалось в большой тайне. Они нанимали одну лошадь на двоих, пока один
ехал верхом, другой шел пешком. Хаджи Ахмед (6) — бедный мулла, совершавший
свое паломничество, опираясь на нищенский посох. Сходен с ним по характеру и
обстоятельствам был Хаджи Хасан (7), отец которого умер в пути; теперь он
возвращался домой бедным сиротой. Хаджи Якуб (8) — профессиональный нищий,
каковое ремесло он унаследовал от своего отца. Хаджи Курбан senior (9 ) —
родом крестьянин, который со своим точильным колесом избороздил всю Азию
вплоть до Константинополя и Мекки, один раз дойдя через Тибет до Калькутты,
а другой — через киргизские степи до Оренбурга и Таганрога. Хаджи Курбан
junior (10) — тоже потерявший в пути отца, со своими братьями* [33] *Хаджи
Саидом (11) и Хаджи Абдур Рахманом (12), болезненным четырнадцатилетним
мальчиком, отморозившим ноги в снегу под Хамаданом и ужасно страдавшим всю
дорогу до Самар.

Все перечисленные выше паломники, из Хотана, Яркенда и Аксу, т.е.
китайские татары двух соседних областей, принадле к свите Хаджи Билала.
Кроме того, он еще жил в дружбе с Хаджи Шейх Султан Махмудом (13) из
Кашгара, молодым восторженным татарином из семьи известного святого Хазрети
Афака, погребенного в Кашгаре. Отец моего друга Шейх Султан Махмуда был
поэтом, целью его устремлений было совершить путешествие в Мекку; после
многолетних страданий он достиг святого города и там умер. Поэтому его сын
преследовал двоякую цель: он совершал паломничество одновременно к могиле
своего пророка и своего отца. С ним были Хаджи Хусейн (14), его родственник,
и Хаджи Ахмед (15), бывший китайский солдат полка Шива, вооруженного
мушкетами и набиравшегося из мусульман.
..

——

*IV*
..
*V*

Прибытие в Гёмюштепе, гостеприимство, оказанное хаджи. — Ханджан. —
Древняя греческая стена. — Влияние улемов. — Первая кирпичная мечеть
номадов. — Персидские рабы. — Поездка на северо-запад от Гёмюштепе. —
Обручение у татар, пир и т.д. — Керванбаши хивинского хана готовится к
поездке через пустыню. — Ильяс-бег, сдающий внаем верблюдов. — Сделка с
Куль-ханом. — Туркменская экспедиция для кражи лошадей в Персию. —
Возвращение экспедиции.
..
Меня очень удивило, что многим моим спутникам, несмотря на благородное
гостеприимство, которым они, беднейшие из бедных, пользовались, туркмены уже
перестали нравиться. По их мнению, ни один человек не может бесчувственно
смотреть, как жестоко обращаются они здесь с несчастными персидскими рабами.
«Правда, персы — еретики, и они страшно мучили нас, когда мы проходили по их
земле, но то, что выносят эти несчастные здесь, превосходит всякую меру».
Сострадание моих спутников из Китайской Татарии, где нет торговли людьми, и
проклятия, которыми они осыпали каракчи (разбойников), могут лучше всего
передать степень мучений, которые выпадают на долю несчастных пленников.
Представьте себе чувства перса, пусть даже последнего бедняка, когда его во
время ночного налета вырывают из родного семейства и доставляют сюда,
зачастую еще и тяжело израненного. Взамен его одежды ему дают старые
лохмотья, прикрывающие только определенные части тела, и, обремененный
тяжелыми цепями, растирающими *[53] *лодыжки и причиняющими чудовищную боль
при каждом шаге, должен он провести первые дни, а бывает и недели, своей
жизни в плену, получая самую скудную пищу. Во избежание попытки к побегу на
ночь ему надевают на шею карабогра, железное кольцо, прикрепленное цепью к
большому столбу, так что бряцание цепи выдает его малейшее движение. Его
муки кон лишь тогда, когда его выкупают родные или если его
отправляют на продажу в Хиву или Бухару.
..
20 апреля
В далеком Маргелане, в Кокандском ханстве, религиозный долг предписывал
направлять деньги, причем весьма часто до значительные суммы, для
вспомоществования в высшие школы Медины. В Медине масса таких заведений; у
источника мусульманского учения кишмя кишат любознательные ученики,
ревностные толкователи Корана, которые, прикрываясь благо­честивым
занятиями, в своем сладостном безделье получают поддержку из всех
мусульманских стран. Туда приходят стипен из далеких Феса и Марокко^39 ,
ежегодно присылают дары вожди алжирских племен. Свою дань отправляют туда
Тунис, Триполи, Египет, а также другие, более мелкие мусульманские
государства. Порта соревнуется с Персией, поддерживая воспи.
Татарин, живущий под защитой русских, и индус, находящийся под британским
владычеством, очень часто вспо мединские высшие школы; однако всего
этого недоста, даже от бедных жителей туркменских оазисов требуют,
чтобы они вносили свою лепту.
..

——

VI
..
*[74]** **VII*
*Керванбаши настаивает на прекращении моих записей. — Клятва Мухаммеда и благородное поведение его брата. — Вожак сби с пути. — Кёрен-таги,
старые, очевидно греческие, раз. — Большой и Малый Балхан. — Старое русло Оксуса. — Кровавая месть. — Муки жажды.*
..
*[89] VIII*
*Гроза. — Газели и дикие ослы. — Прибытие на плато Кафланкыр. — Старое русло Оксуса. — Дружественный лагерь. — Прибли всадников. — Газават. — Въезд в Хиву. — Злобные нападки афганца. — Встреча с ханом. — Автора просят показать образец турецкой каллиграфии. — Почетные одежды в награду за головы врагов. — Казнь пленных. — Особый вид казни женщин. — Кунград. — Последнее благословение автора хану.*
..
Какие чувства я испытывал 3 июня у ворот Хивы, читатель может себе
представить, когда подумает об опасности, которой я подвергался из-за любого
подозрения, вызванного европей чертами моего лица, сразу бросавшимися
в глаза. Я очень хорошо знал, что хивинский хан, чью жестокость не одобряли
даже татары, при таком подозрении поступил бы намного строже, чем туркмены.
Я слышал, что хан всех подозрительных чужеземцев отдавал в рабство, что он
совсем недавно проделал это с одним индусом якобы княжеского происхождения,
и тому отныне суждено наравне с другими рабами таскать повозки с пушками. В
глубине души я был взволнован, но мне совсем не было страшно. Я был закален
постоянной опасностью; смерть, которая легко могла стать следствием моих
приключений, уже три месяца маячила у меня перед глазами, и, вместо того
чтобы дрожать, я даже в самые трудные моменты думал о том, как* [94]
*обмануть бдительность суеверного тирана. По дороге я собрал точные сведения
обо всех знатных хивинцах, живших в Констан. Чаще всего мне
называли некоего Шюкрулла-бая, который в течение 10 лет был посланником при
дворе султана. Я тоже смутно припоминал, что много раз видел его в доме
Али-паши, теперешнего министра иностранных дел. Этот Шюкрулла-бай, думал я,
знает Стамбул и его язык, дела и нравы; и хочет он того или нет, я должен
навязать ему мое прошлое знакомство с ним, а так как в роли стамбульца я
могу обмануть даже самих стамбульцев, бывший посол хивинского хана не сможет
меня разоблачить и должен будет служить моим инте.
..
Так как мы только что говорили о личности его хивинского величества,
здесь будет уместно остановиться на его будничной жизни и его монаршем
хозяйстве. Пусть читатель не ждет описания восточной роскоши и сверкающего
богатства, так как свита и лакеи — единственные знаки отличия повелителя.
Пого немного о них. Во главе всего хозяйства стоит дестурхончи
(буквально «расстилающий скатерть»), чьим непосред делом является
присмотр за царским столом. Он присутствует при трапезе в полном вооружении
и в парадном костюме и, кроме того, приглядывает за всеми остальными
слугами. За ним идет мехрем, своего рода valet de chambre in officio^58 , но
в действительности он больше чем тайный советник, так как вникает не только
в домашние, но и в государственные дела и, исполняя свои основные
обязанности, оказывает гро влияние на своего царственного
повелителя. Далее следуют остальные слуги, у каждого — своя определенная
долж. Ошпаз, повар, приготовляет кушанья, в то время как ошмехтер их
вносит. Шербетчи должен, кроме всего, быть сведущим в приготовлении
некоторых эликсиров из чудодей декоктов. Пайеке доверен чилим
(кальян), который во дворце изготовлен из золота или серебра и каждый раз,
когда им пользуются, должен наполняться свежей водой. При других дворах
Средней Азии этой должности нет, так как табак строго запрещен законом.
Будуара у его татарского величества, правда, нет, но его туалетом занимаются
несколько слуг. В то время как шилаптчи, стоя на коленях, держит таз,
кумганчи (держащий кувшин) льет воду из серебряного или золотого сосуда, а
румалчи стоит наготове, чтобы подать своему хану удерживаемое кончиками
пальцев полотенце, как только первые двое отступят в сторону. У хана есть
специальный сартарош (парикмахер), у которого должны быть достаточно
проворные пальцы и ловкие руки, чтобы массировать череп — это любят везде на
Востоке; кроме того, у хана есть тернакчи, или обрезающий ногти, ходимчи,
который растирает спину его величеству или же, стоя на нем на коленях, до
хруста массирует ему ноги и руки, если хан ради отдыха после долгого труда
захочет, чтобы ему размяли конечности. Наконец, есть еще тёшекчи,
постельничий, в чью *[102] *обязанность входит расстилать на ночь легкие
кошмы или матрацы. Роскошная сбруя и оружие хранятся под надзором хазначи
(казначея), который при официальных выездах находится вблизи повелителя. Во
главе свиты шествует джигачи — тот, кто несет бунчук^59 .
..
Вечерние часы проходят в загородной прогулке верхом, но обычно хан
возвращается еще до захода солнца. Четвертая, вечерняя молитва совершается
также в присутствии многих лиц, после чего хан отправляется ужинать.
Прислуга и все те, кто не живет во дворце, удаляются, хан остается только с
прибли. Ужин — самая обильная и самая длительная трапеза. Спиртные
напитки правители Хивы и Бухары употребляют очень редко, хотя остальные
члены королевских домов часто зло ими. После ужина появляются
певцы и музыканты или скоморохи, которые исполняют несколько номеров. Первых
в Хиве особенно любят, по своей виртуозности они самые знаменитые в
Туркестане и даже во всей мусульманской Вос Азии. Инструмент, на
котором они играют, называется гиджак. В целом он похож на нашу скрипку,
только имеет длинный гриф и одну металлическую и две шелковые струны, смычок
также похож на наш. Кроме него имеются еще бубен и дутар, на которых бахши
аккомпанирует своим песням. Если *[104] *в обычной жизни воспевают обыденных
героев, то при коро дворе, напротив, для этого выбирают по большей
части газели Навои и персидских поэтов, а так как юные принцы обучены
музыке, хан часто просит их сыграть одних или в со придворных
трубадуров. Особого веселья и хоро настроения, обычных на пирах в
Тегеране или во дворцах Босфора, вы не найдете при дворе узбекских
правителей, оно здесь неизвестно или по крайней мере непривычно. В
националь характере татар преобладают серьезность и твердость, танцы,
прыжки или другие проявления шаловливости кажутся им достойными лишь женщин
и детей. Я никогда не видел, чтобы уважающий себя узбек чрезмерно веселился.
..

——

*IX* *Из Хивы в Кунград и обратно*
..
Вначале путь был очень монотонным. Оба лодочника, на носу и на корме,
все время направляли лодку к тем местам реки, где вода была самой мутной и
желтой, потому что, как мне объяс, течение там было сильнее всего.
Рулевые весла представ собой длинные шесты, концы которых плоско
срезаны; поскольку правят лодкой вдвоем, там, где не требуется особого
внимания, исполняют обычно свои обязанности сидя. Примерно через каждые два
часа пары сменяли друг друга. Уставшие или, лучше сказать, иссушенные
солнцем присоединялись к нашей компании под крышей, растягивались во всю
длину, к нашему большому неудовольствию, и вскоре дружно принимались
хра дуэтом, пока их не сменяла первая пара. Что касается двух наших
спутников, то, по счастью, лишь один был очень разго, и я
обрадовался, когда увидел, что он часто объяснял моему татарину то одно, то
другое, все время перебивал его, *[111] *исправляя, и удовлетворял мое
любопытство пространными комментариями.
..
Кёне-Ургенч считается четвертой станцией, хотя путь туда длится лишь
три часа. Эта древняя метрополия знаменитого в Средней Азии Хорезма — самая
бедная среди всех своих това по несчастью в Азии, и, как бы ни славили
и устно, и в книгах ее прежний блеск, мы удостоверяемся, глядя на нынешние
руины, что это был центр только татарской цивилиза. Сегодняшний город —
маленький, грязный и не имеет боль значения, однако раньше он,
по-видимому, был больше, потому что разбросанные вне стен города руины
позволяют судить о его прежних размерах. Руины эти датируются по исламскому
летосчислению культурной эпохой хорезмшахов. Самое примечательное здесь —
это упомянутая уже в моих путе описаниях мечеть Тюрябек-ханым (не
Тюрябек-хан), больше и великолепнее, чем Хазрети-Пехливан, которую принято
счи самым прекрасным монументом города Хивы и которая со своими
изразцовыми мозаиками, где преобладает желтый цвет, не уступает аналогичным
памятникам архитектуры в Туркестане. Упомянем мавзолей Шейх-Шереф с высоким
бирюзовым купо, а также усыпальницы Пирияра, отца знаменитого Пехливана,
и шейха Наджм ад-Дин Кубра. Последняя была близка к разрушению, но
восстановлена в недавнее время благодаря *[120] *щедрости Мухаммед
Эмин-хана. Говорят, что в окрестностях имеется несколько каменных стен и
башен, например Пульджайду («Деньги уничтожают»), которая лежит в трех часах
пути. Когда буря разметает там песчаные наносы, зачастую на свет появляются
монеты и посуда из серебра и золота; люди, которые просеивают песок, нередко
бывают вознаграждены за свой труд. Назовем также Айсенем, или павильон
Айсенем и Шахсенем, памятник знаменитым влюбленным, судьба которых,
описанная в романе, часто воспевалась трубадурами. Это, по-видимому,
стереотипное название для всех отдельно стоящих парных руин, потому что
Шахсенемы имеются как в других районах Хивы и Бухары, так и недалеко от
Герата, и повсюду рассказывают ту же легенду с небольшими изменениями.
..
Я нашел своих спутников, и мы пустились в путь вслед за караваном,
который уже на пять часов опередил нас. Стоял невероятно жаркий день, но, к
счастью, хотя местность была песчаная, тут и там попадались киргизские юрты.
Достаточно мне было только приблизиться к одной из них, как тотчас же
появлялись женщины с мехами и между ними буквально возни ссора, если я
не отпивал хотя бы глоток у каждой из них. В летний зной напоить жаждущего
путника считается верхом гостеприимства, и ты окажешь благодеяние киргизу,
если дашь ему возможность выполнить эту заповедь. В караване нас уже ждали с
большим нетерпением, так как мы с сегодняшнего дня собирались совершать
марши только ночью, что и для нас, и для животных было облегчением. Сразу
после нашего прибытия все тронулись в путь. Караван, медленно идущий при
ясном лунном свете, являл собой волшебную картину. Справа от каравана глухо
рокотал Оксус, слева тянулась ужасная пустыня Татарии^74 .
..

——

Х *Отъезд из Хивы в Бухару.
— Три дороги. — Ходжа. — Ханка. — Оксус и переправа через него. — Великая жара. — Шурахан. — Базар. — Япкенари. — Аккамыш. — Тёйебоюн. — Удивительный разговор с киргизской женщиной о жизни кочевников. — Тюнюклю. — Аламан текинцев. — Каравану угрожает опасность, и он возвращается в Тюнюклю. — Караван вынужден бежать в пустыню. — Жажда. — Гибель верблюдов. — Шоркутук. — Медемин Булаг. — Смерть хаджи. — Буря. — Автор в опасности. — Радуш прием у персидских рабов. — Первое
впечатление от «благо Бухары».*
..
На следующее утро я вышел в сопровождении Хаджи Салиха и еще четырех
спутников осмотреть город и базары. Хотя нищета улиц и домов намного
превосходит бедность, скрывающуюся за самыми жалкими жилищами персидских
городов, а пыль по колено в «благородной» Бухаре произвела на меня совсем
небла впечатление, я был все-таки потрясен, когда попал *[138] *в
первый раз на базар, в гущу колышущейся толпы. Далеко не столь красивые и
роскошные, как базары в Тегеране, Тебризе и Исфахане, базары в Бухаре
представляют для чужеземца вследствие разнообразия рас, одежд и нравов
поразительное, ни с чем не сравнимое зрелище. Большинство людей в толпе
относится к иранскому типу, они носят белые или синие тюрба: белые — люди
благородные и муллы, вторые, очень идущие к лицу, — купцы, ремесленники и
слуги. Далее, можно заметить татарские физиономии всех оттенков, от узбека
до киргиза; впрочем, можно, не видя лица, всегда отличить туранца от иранца
по неуклюжей, твердой походке. В этой толпе, состоящей из двух главных рас
Азии, представьте себе вкрапленных тут и там нескольких индусов (мултани,
как их здесь называют) и евреев, которые носят как отличительный признак
(Эламети тефрики^81 , который, согласно Корану, должен носить каждый
немусульманин, чтобы не тратить на него приветствие «Салям алейкум! » («Мир
да будет с тобой!»)) что-то вроде польской шапки и шнурок вокруг бедер.
Индус с его красным знаком на лбу и желтым лицом мог бы сойти за пугало на
большом рисовом поле, еврей со своими благородными, прекрасными чертами лица
и великолепными глазами мог бы позировать нашим художникам, являя образец
мужской красоты. Мы должны также упомянуть туркмена, чьи смелые огненные
глаза сверкают ярче всех прочих; вероятно, он думает про себя, какую богатую
добычу принес бы здесь аламан. Афганцев встречается очень мало; у них
длинные грязные рубахи и еще более грязные свисающие вниз волосы, на плечи
наброшен по римскому образцу полотняный платок, однако они мне кажутся
людьми, которые, ища спасения, выбежали в полночь на улицу из горящего дома.
..

——

*XI* *Бухара. — Прием в текке, центре ислама. — Рахмет-Бий. — Базар. — Бахаад-Дин, великий святой Туркестана. — Против автора вы шпионы. — Судьба путешественников, недавно побывав в Бухаре. — Книжный базар. — Червь (ришта). — Снабжение города водой. — Бывшие и нынешние эмиры. — Гарем, правитель, семья правящего эмира. — Торговля рабами. — Отъезд из Бухары и посещение гроба Баха ад-Дина.*
..
Это пестрое смешение бухарцев, хивинцев, кокандцев, кирги,
кипчаков, туркмен, индусов, евреев и афганцев представлено на всех главных
базарах, но, несмотря на то что все в толпе беспрестанно двигались в разные
стороны, я не заметил и намека на шумную базарную жизнь, которая так
характерна для Персии. Я держался рядом со своими спутниками и бросал беглые
взгляды на лавки, в которых было больше русских галантерей и
мануфактурных товаров и совсем немного западноевро, прибывших через
Оренбург. Для путешественника они интересны в этом далеком городе только
потому, что при виде куска ситца или наклеенной на него фабричной марки он
испыты чувство, словно увидел земляка. Как забилось мое сердце, когда я
прочитал слова «Манчестер», «Бирмингем», и как я боял одним только
чтением этих слов выдать себя! Крупных лавок и крупных купцов очень мало, и,
хотя кроме Рестейи чит фуруши (торговый ряд, где продается чит, т. е.
ситец), насчитывающего 284 лавки, еще во многих других местах в городе
торгуют ситцем, коленкором и перкалем, все же я берусь смело *[139]
*утверждать, что мои друзья Ханхарт и К° в Тебризе одних лишь этих товаров
сбывают столько, сколько весь город Бухара, несмотря на то что его по праву
именуют столицей Средней Азии.

Интересное для чужеземца на базаре в Бухаре та его часть, где
выставлены товары, производимые местной промышленностью; двухцветные
полосатые узкие хлопчатобумажные ткани, называе «аладжа», шелк — от
тонких платков, напоминающих паути, до тяжелого атреса — и особенно
изделия из кожи играют здесь главную роль. Следует отметить искусство
изготовителей поясов, но больше впечатляет мастерство сапожников. Мужские и
женские сапоги совсем неплохи: мужские — на высоких заострен каблуках,
суживающихся на концах до размеров шляпки гвоздя, женские немного неуклюжи,
но часто украшены тончай шелковой вышивкой. Нельзя также не упомянуть
базар и лавки, где разложены одежды светлых тонов, блестящие, со множеством
складок. Житель Востока, который только здесь раскрывается во всей своей
оригинальности, любит «чахчух», т.е. шуршание одежды, и мне доставляло
большое удовольствие наблюдать, как покупатель в новом чапане (костюме)
прохажи взад и вперед, чтобы проверить силу звука. Все это — изделия
местной промышленности, и все они очень дешевы; именно поэтому бухарский
рынок одежды снабжает всех правоверных вплоть до Китайской Татарии
фешенебельными костюмами. Киргизы, кипчаки и калмыки обычно тоже заглядывают
сюда из пустыни, и дикий татарин с косыми глазами и выдающимся вперед
подбородком смеется от радости, обменяв свой костюм, сделанный из грубой
лошадиной шкуры, на легкий ектай (вид летней одежды). Здесь для него —
высочайший уровень цивилиза; Бухара — это и Париж и Лондон.
..
Я всегда избегал этих ужасных сцен и охотнее бывал в чайной лавке
китайца из Комула, (Комул отстоит на 40 станций от Кашгара и на 70-от
Бухары.) который в совершенстве владел турецко-татарским языком и считался
здесь мусульманином. Он был очень добр ко мне, а ведь как далеко находились
друг от друга страны, где мы родились! Он много рассказывал мне о прекрасных
местах, нравах и замечательных блюдах своей родины. Особенно сведущ он был в
чайном деле и очень оживлялся, когда говорил о чайном кусте, у которого на
одном стебле растут листья, имеющие такой разнообразный вкус. У него в лавке
было до 16 сортов, которые он умел различать на ощупь. Чай был следующих
сортов: 1) кыркма, 2) ахбар, 3) ак куйрук, которые редки в Средней Азии и
Китае, но в большом употреблении в России, Персии и Европе; 4) кара чай, 5)
сепет чай, которые, как китайский кнастер^86 , продаются в форме плиток; их
пьют только утром со сливками и солью, они *[145] *действуют очень
возбуждающе; 6) шибаглу, 7) горэ шибаглу, 8) шивин, 9) ит келлеси, 10)
бёнге, 11) пошун, 12) пу-чай, 13) тунтей, 14) гюльбуй, 15) мишкгёз, 16)
лонка. Все это — сорта зеленого чая, так как только его любят в Северном
Китае и Средней Азии. Лонка-чай считается наиболее благородным, и для одной
чашки, равной нашим двум, достаточно одного — единственного листочка.
(Обычный покупатель судит о чае по листу, т.е. по вываренным чайным
листочкам, которые у хорошего чая должны быть нежными и мягкими.)

Я извлек так много для себя из рассказов моих спутников по пути из
Тегерана сюда, что через восемь дней, проведенных в Бухаре, я был здесь уже
как дома. Вначале меня всюду водил Хаджи Салих, позже я продолжал осмотр
города, посещение базаров и медресе один и сопровождал своих друзей только
тогда, когда нас всех вместе приглашал живший здесь китайский татарин. Там
нас обычно угощали национальными блюдами, которых мои друзья, а именно Хаджи
Билал и его близкие, уже давно были лишены. Из этих блюд я хочу описать одно
и реко его европейскому читателю как очень вкусное ку. Речь
идет о мантах, своего рода пирожках, которые начиняются рубленым мясом,
смешанным с жиром и пряностя, и варятся очень своеобразно. На огонь
ставят котел с водой, сверху его закрывают, оставляя только одно отверстие,
с кулак величиной. Над ним устанавливают три-четыре решета, которые плотно
закрыты, причем нижнее приклеено к котлу тестом. Когда вода закипит и решета
в достаточной мере наполнятся паром, манты кладут сначала в верхнее решето,
затем в нижнее, где их оставляют надолго, пока не поспеют. Не странно ли,
что китайцы применяют пар даже для своих кушаний? Сваренные манты часто
обжаривают в жире, и они получают тогда название «занбуси» («дамский
поцелуй»). У моих друзей из Кашгара и Яркенда еще много своеобразных блюд,
но передадим рецепты тому, кто захочет написать татарскую поваренную книгу.
..
Мы пробыли в Бухаре 18 дней, и я не мог больше задерживать своих
друзей; пора было отправляться в Самарканд. Жизнь в Бухаре, где нам все
только пожимали руки, но не давали ни *[152] *гроша в качестве подаяния,
сильно расстроила наши финансы. Сбережения, сделанные в Хиве, пришли к
концу, и, подобно многим другим, я продал своего осла; отсюда следовало
дви в нанятой повозке. Некоторые члены нашего каравана, те, что были
из Ходжента и Коканда, уже отделились от нас и отправились одни в более
короткое путешествие; только андижанцы и китайские татары остались с нами,
но из Бухары в Самарканд мы отправились разными путями.* *Я, Хаджи Салих,
Хаджи Билал и его свита решили пойти по прямой дороге, тогда как остальные,
шедшие пешком, пожелали идти через Гидждуван, чтобы совершить паломничество
к гробу святого Абдул Халика. (Ходжа Абдул Халик (именуемый Гиждувани, умер
в 1601 г) был современ знаменитого Пайанде Замини и, как великий аскет
и ученый пользуется славой святого.^93 ) Так как многие бухарцы хотели
сопровождать меня на моем обратном пути в Мекку, мне пришлось пойти на
хитрость, чтобы отделаться от их общества, потому что для обеих сторон было
бы несколько неловко, если бы мы вместо Каабы прибыли на берега Темзы.
..

——

*XII*
..
Что касается внутреннего убранства мавзолея, то чрезвычай искусно
выполненные арабески с богатой позолотой и вели синевой лазури в
самом деле поразительно красивы. Гробница Месуме Фатьмы (Сестра имама Ризы
умолила халифа Мамуна дать ей разрешение навестить брата, жившего в ссылке в
Тусе. По дороге туда она умерла в Куме, и ее гробница, внутри которой до
меня не бывал ни один европеец, — высокочтимый объект паломничества) в Куме
(Персия) не может идти в сравнение с мавзолеем, несмотря на то что отделка
ее роскош, тогда как красота мавзолея скромна. В головах могил стоят два
рале (столы с откидными крыльями), куда на Востоке кладут священные книги и
перед которыми муллы день и ночь по очереди читают Коран. За это они
получают из вакфа (благо учреждения) этого тюрбе^100 хорошее
жалованье. Их, так же как мутавалли (инспекторов), издавна берут из
ногайских татар, поэтому и теперь там было несколько светловолосых старших
смотрителей.
..
Помимо названных монументальных памятников есть еще отдельные башни и
куполообразные постройки, творения про веков. Насколько это было
возможно, я обследовал их все, но, несмотря на все мои старания, не смог
обнаружить никаких следов знаменитой греческой и армянской библиотеки,
которую, согласно широко распространенному преданию, по Тимур
перевез в Самарканд для украшения своей столицы. Эта басня, каковой я ее
считаю, обязана своим проис чрезмерному патриотизму армянского
священника по имени Хаджатор, который будто бы приехал из Кабула в
Самар и там нашел огромные фолианты на тяжелых цепях в баш, куда ни
один мусульманин не осмеливался войти из страха перед джиннами. Позже, если
я не ошибаюсь, один французский ученый включил эту басню в «Историю армян»,
и так как мы, европейцы, не менее жителей Востока любим позабавиться
вся вещами, окруженными таинственным мраком, нам, т.е. нашим
исследователям древностей, захотелось поверить, что азиатский завоеватель
мира отправил несколько сот мулов, нагруженных греко-армянскими
манускриптами, за 120 перехо в свою столицу, для того чтобы его татары
принялись изучать иноземные языки и историю.
..
Слова моего благородного друга сильно подействовали на меня, и тем не
менее я еще несколько часов боролся со своим первоначальным решением.
Путешествие по суше в Пекин через древние земли татар, киргизов, калмыков,
монголов и китайцев путем, на который не отважился бы даже Марко Поло, было
в самом деле грандиозно! Однако голос благоразумия шептал мне: пока
довольно! Мысленно я бросил взгляд на расстояние, которое осталось позади, и
увидел, что даже теперь у меня нет предшественников ни в отношении длины
пути, ни в способе его преодоления; тогда я сказал себе, что было бы
прискорбно пожертвовать уже накопленным опытом, как он ни мал, ради опасной
и неопределенной цели. Мне всего 31 год, думал я, у меня еще все впереди, а
теперь лучше вернуться. Хаджи Билал пошутил, что у меня не хватает мужества;
может быть, европейс читатель согласится с ним, но местный опыт научил
меня, что в данном случае нельзя пренебрегать турецкой пословицей: «Лучше
яйцо сегодня, чем курица завтра».

Мои приготовления к отъезду были уже в полном разгаре, когда эмир
торжественно въехал в город; об этом событии было объявлено за несколько
дней, и множество народа собралось на Регистане, сам же въезд не
ознаменовался особой пышностью. Процессию открыло около 200 сарбазов,
натянувших поверх *[167] *нескладных бухарских халатов какие-то изделия из
кожи, по каковой причине они стали называться регулярными войсками, сзади
них ехали всадники со знаменами и литаврами, сам же эмир Музаффар ад-Дин и
его сановники в белоснежных тюрбанах и широких шелковых одеждах всех цветов
радуги походили скорее на женский хор в опере «Навуходоносор», чем на
татарс воинов, и лишь свита, в составе которой выделялись несколь­к
кипчаков с характерными монгольскими чертами лица, воору стрелами,
луками и щитами, напомнила мне, что я в Туркестане. День въезда эмир объявил
народным праздником, и по этому поводу на Регистане поставили несколько
гигантских котлов, в которых готовили царский плов. В каждый котел клали
мешок риса, трех разрубленных на куски баранов, огромную сковороду бараньего
жира, из которого у нас сделали бы пять фунтов свечей, и небольшой мешок
моркови. Так как плова давали сколько угодно, все ели и пили отважно.
..

——

*XIII*
..
Оксус, текущий между двумя упомянутыми возвышенностя, почти в два
раза шире, чем Дунай между Пештом и Офеном. Течение очень сильное, но,
несмотря на это, есть песчаные отмели. Наша переправа длилась целых три
часа, потому что, на наше несчастье, нас относило вниз по течению. Даже если
переправа совершается при наиболее благоприятных условиях, а именно летом,
когда вода в реке самая высокая, на нее тратят добрых полчаса, так как
никому ни разу не удавалось провести *[173] *лодку, не посадив ее на мель;
лодочнику приходится слезать в воду и с помощью каната перетаскивать лодку
через мелкие места. К счастью, жара была не такая сильная, как при нашем
переезде у Ханки, и нам не пришлось много страдать. Перевозчи оказались
достаточно гуманными и не взяли с нас денег. Но едва мы ступили на другой
берег, как нас задержал дерьябеги^106 губернатора Керки. Он обвинил нас в
том, что мы — беглые рабы и пробираемся на родину, в свою еретическую
Персию. Он приказал нам следовать со всеми пожитками за ним в крепость, где
нас допросит сам губернатор. Можете себе представить, как меня удивило это
подозрение. Трое моих коллег, физиономия и язык которых явно выдавали их
происхождение, вовсе не тревожились, и действительно их скоро отпустили. Со
мною они возились дольше. Но когда я увидел, что они силой хотят отнять у
меня моего осла, мною овладело бешенство, и, перемешивая татаро-тюркский
диалект с константинопольским, я совал им свой паспорт и, горячась,
требовал, чтобы они показали его бию (губернатору) или провели к нему меня
самого.
..
Изнемогая от зудящей, колющей жгучей боли я тем не менее вспомнил
легенду о балхских скорпионах, знаменитых уже в древние времена благодаря
своему яду. Из-за вполне понятного страха боль сделалась еще более
невыносимой и после нескольких часов страданий я лишился всякой надежды о
чем свидетельствует то обстоятельство, что, забыв о своем инкогнито , я
начал громко и, как показалось татарам, paccказывашим мне позднее об этом,
несколько странно стонать и жаловаться , потому что у них такие звуки издают
обычно толькоко при ликовании. Удивительно, что боль в течение нескольких
минут распространилась с пальца ноги до темени, но лишь по правой стороне то
и дело переливаясь вверх и вниз подобно огненному потоку. Ничто не в силах
передать муки, ничто не может описать пытки, которые мне пришлось претерпеть
после полуночи. Жить дальше стало невмоготу, и я бился головой о землю;
заметив это меня крепко привязали к дереву. Обливаясь холодным потом от
страха смерти, я пролежал несколько часов в полуобмороке обратив взор к
небосводу, усеянному яркими звездами. Плеяды постепенно клонились к западу,
дорогому западу, которого как я полагал, я уже никогда больше не увижу.
Ожидая в полном сознании голоса муэдзина, а лучше сказать наступления утра,
я заснул тихим сном, и вскоре меня пробудило монотонное «Ла иллах, ил
аллах». Придя в себя, я почувствовал некоторое облегчение. Колющие жгучие
боли мало-помалу проходили, совершая в обратной последовательности тот путь,
которым они явились Солнце не успело еще подняться на высоту копья, как я
уже встал на ноги, правда совершенно обессиленный. Мои спутники уверяли
меня, что только утренняя молитва может изгнать дьявола забрав в тело
человека с укусом скорпиона, в чем я, конечно не смог сомневаться. Да, эту
ужасную ночь я не забуду вовек .
..

——

*[182] XIV*
..
*[195] XV* *Герат. — Его разоренное состояние. — Базар. — Бедственное поло­жени автора. — Сардар Мухаммед Якуб-хан. — Парад афган войск. — Встреча с сардаром. — Поведение афганцев при штурме Герата. — Везир Назир Наим. — Финансовое положение. — Майор Тодд. — Мусалла, могила Султан Хусейн-мирзы. — Могила Ходжи Абдуллы Ансари и Дост Мухаммед-хана.*
..
Мы въехали через ворота Дарваза-Арак. Дома на пути к ним, привратные
постройки и сами ворота были похожи на груду мусора. Недалеко от ворот
внутри города находится арк (цита), из-за своей высоты он был главной
целью афганской артиллерии и теперь сожжен и наполовину разрушен. Украдены
все двери и оконные рамы, так как во время осады не было топлива, и в пустых
проемах каменных стен сидят теперь несколько голых афганцев или индийцев как
достойные стражи подобного места. По мере нашего продвижения мы на каждом
шагу видели все большее разорение, целые кварталы стояли *[196] *пустые и
покинутые. Только базар (т.е. крытая куполом терри, выдержавшая уже
много осад), несмотря на то что его новое население появилось здесь лишь три
месяца назад, пред собой довольно интересный образчик жизни,
характер которой еще отчетливее, чем на базаре в Бухаре, определяло смешение
народов Индии, Персии и Средней Азии. Настоящая сутолока была только на
участке от караван-сарая Хаджи Pacyл до караван-сарая Но, и, хотя расстояние
было невелико, в глаза резко бросалось разнообразие рас — афганцев,
индийцев, татар, туркмен, персов и евреев. Одни афганцы выступают в своем
национальном костюме, который состоит из длинной рубахи, нижних штанов и
грязного полотняного платка; другие одеты крайне небрежно, но по-военному,
причем красный английский мундир, любимая одежда, с которой они обычно не
расстаются даже ночью, наброшен на рубаху; голову покрывает живописный
индийско-афганский тюрбан. Третьи, уже цивилизованные, обыч носят
полуперсидский костюм. Оружие есть у всех, любой афганец, штатский или
военный, даже на базар очень редко ходит без меча и щита, и я видел, как
многие, чтобы выглядеть достаточно представительными, таскают с собой целый
арсенал, состоящий из двух пистолетов, меча, кинжала (ханджара), ружья и
щита. С дикой живописностью афганца можно сравнить только похожего на
туркмена джемшида, бедно одетый гератец, голый хазареец, тимури^128 из
окрестных мест теряются рядом с ним, все смиренно проходят мимо него, и
никогда властелин или завое не был так ненавистен, как афганец
ненавистен жителям Герата.
..
* [197] *Коренные жители Герата — персы^129 , принадлежащие к пле,
которое продвинулось от Систана к северо-востоку и заселило провинцию
Хорасан, в которой Герат вплоть до после времени был столицей. Позже
иммиграция, поощряемая Чингисом и Тимуром, привела к смешению коренного
населения с турецко-татарской кровью, и возникло общее название «ай»
или «чахар-аймак» для всего населения, которое делится на хазарейцев,
джемшидов, фирузкухов, тайменейи или тимури — племена совершенно разного
происхождения, и только с поли точки зрения они могут
рассматриваться как одна нация. Это о жителях Джёлгей Герата.
..

——

*XVI* *Автор присоединяется к каравану, идущему в Мешхед*
..
*XVII* Из Мешхеда в Тегеран
..
В Нишапур ведут две дороги: одна — через горную область, другая — по
более низкой холмистой местности. Я выбрал вто. Когда я в сопровождении
своего татарина, чья лошадь была с избытком нагружена всем необходимым для
странствия, вы на своем крепком коне, то предвкушение счастливою
возвращения домой и удобства хорошо снаряженного путешест привели меня в
на редкость радостное настроение. То и дело встречались караваны паломников
или караваны с товарами. При таких встречах всегда обмениваются
приветствиями. Велико же было мое удивление, когда я в одном из
предводителей каравана, который шел из южной Персии в святой город, узнал
того ширазца, в обществе которого два года назад посетил руины Персеполя
Накш-и Рустем и прекрасный город, где ро великолепный Хафиз. Если в
Азии с кем-нибудь дли время постранствуешь, то уже становишься
наполовину его родственником. Славный ширазец был чрезвычайно обра,
узнав меня; каравану пришлось смириться с остановкой на четверть часа, и,
пока мы, сидя на песке, раскуривали дружеский кальян (персидская трубка), в
памяти моей всплыло много картин прекрасного прошлого. Великолепные
монументы древнеперсидской цивилизации! Как оживило, как воодушевило меня
воспоминание о вас! Валериан с его цепями, Шапур с его гордым обликом^138 ,
благотворный Ормузд — все эти искусные барелье, казалось, плыли передо
мной в воздухе, как фата-моргана; но теперь их очарование возросло в тысячу
раз, потому что я оста позади сказочную Бактрию и Согд, те места,
которые вызывали ужас даже у войск Александра.

Я пообещал ширазцу вскоре снова посетить его родину, это обещание его
утешило, и мы расстались. Так, бодро продвигаясь вперед, в первый день я не
почувствовал никакой усталости; к ночи я прибыл на станцию Шерифабад. Это
был первый вечер, который я провел как хорошо снаряженный путник. Раньше мне
всегда нужно было сначала выпросить дров и муки, я должен был произнести
благословения и молитвы за приют; всегда мне приходилось бояться, что меня
выставят из дома голодным. Теперь я был господин; гордо въехал я в чапархане
(почтовый двор), грубым тоном потребовал квартиру; хотя внешне я *[215]
*казался вполне человеком Востока, почтмейстер вскоре заметил, что имеет
дело с путешественником, который располагает мощ эликсиром жизни. А что
не сделает перс за деньги! Мой татарин приготовил хороший ужин: рис, сахар,
жир, мясо — всего было в изобилии; глаза бедного узбека сияли от радости,
когда он, вспоминая прошлое, смотрел на окружающее его богатство, и
действительно, наш ужин, пусть и не роскошный, все же был очень хорош, по
крайней мере для персидской станции.

На следующее утро перед нами встала задача достичь Кадамгаха, лежащего
в девяти милях отсюда. Девять фарсахов в Хорасане — это очень много, потому
что пословица говорит: «Миля в этой провинции бесконечна, как женская
болтовня, и кто примется измерять их, у того все мерные цепи лопнут». Все
европейские путешественники жалуются на трудности дороги. Но для меня,
только что вернувшегося из Туркестана, где я на каждом шагу терпел мучения,
это были сущие пустяки. Со один с моим татарином, хорошо
вооруженный, верхом на добром коне, я лишь теперь начал ощущать всю прелесть
настоящего путешествия. О вы, кто в закрытом вагоне в страш июльскую
жару вынужден любоваться лицом запыленного и закопченного кондуктора, знаете
ли вы, что такое путешествие? Хорошее седло лучше ваших мягких кресел.
Человек передви беспрепятственно и свободно; его поводья — это его
воль воля, его меч — его закон, его ружье — это власть, его за;
он как птица свободен ото всех, но и все также свободны от него; и если он к
тому же еще знает язык и обычаи страны, если он может обходиться без
переводчика, без ре писем и без охраны, тогда его путешествие
воистину великолепно! Весь день на воздухе, обеденный отдых ему вдвое слаще,
а кто может описать блаженство вечера, когда путешественник, отдыхая, сидит
неподалеку от своей пасущейся лошади в окружении нужных в пути вещей перед
весело по костром, на котором готовится его ужин! Лучи
заходящего солнца тщетно соперничают с радостным блеском глаз. После
дневного перехода ужин кажется необычайно вкус! Сон под усеянным
звездами балдахином неба освежает его во сто раз лучше, чем на роскошной
постели в королевской спальне!

Кадамгах, название моей второй станции, означает «след стопы»; это
место паломничества, где, как утверждают рели предания, на одной
мраморной плите были обнаружены следы стопы Али, который когда-то якобы
стоял там. Следы стопы святого — на Востоке не редкость. Христиане,
мусульмане и буддисты почитают их совершенно одинаково. Их имеется
бесчисленное множество; меня, правда, всегда удивляло, что эти чудесные
памятники столь большого размера, из-за чего их можно было бы принять скорее
за следы огромного слона. Однако религиозный фанатизм мало заботится о
логике и кра формы. В горах Шираза, например, есть след длиной в три
*[216] *человеческие стопы, в Герате — такой же; подобные следы ноги
показывают и на горе Синай, и в далеком Хотане, в Китайской Татарии, где,
как говорят, однажды проходил святой Джафар бен Садык. Но, как уже сказано,
набожные люди не обременены такого рода сомнениями. Mundus vult decipi, ergo
dicipiatur^139 .
..
Я проехал эти станции совсем один, в сопровождении моего татарина,
такой поездки до меня не совершал еще ни один европеец. Конечно, меня
предостерегали не делать этого, однако что мне в моем туркменском наряде
было беспокоиться о турк разбойниках! А мой татарин озирался вокруг
в страст желании обнаружить своих земляков; я полагаю, что они бы не
стали истязать муллу своей веры, а наоборот, еще бы богато одарили за
фатихи, которые мы могли им прочесть. Четыре дня я блуждал по пустыне,
однажды в сумерках сбился с пути, но так и не увидал ни одного туркмена; я
встретил только несколько группок дрожащих персидских путешественников.
Больше, чем страх перед туркменами, меня мучали огромные расстояния между
станциями, особенно между Меямеем и Шахрудом, где мне пришлось просидеть в
седле 16 часов кряду. Это самый большой перегон в Персии, да, пожалуй, и во
всей Азии, и он страшно утомляет как коня, так и всадника.
..
Когда я мутным от усталости взором обвел четырехугольник караван-сарая,
к своему величайшему изумлению я обнаружил сына Британии, да, настоящего
англичанина с истинно ман физиономией, сидящего у дверей одной из
келий. Британец, один-одинешенек, здесь, в Шахруде, — это, конечно,
редкость, почти чудо. Я уставился на него, он, погруженный в глубокую
задумчивость, измерил меня удивленным взглядом. Мой бухарский костюм, мой
чрезмерно утомленный вид вывели его из состояния флегматичности, и кто
знает, что подумал он обо мне, когда я, несмотря на всю свою усталость, не
смог *[220] *уклониться от такой редкой встречи, едва волоча ноги,
при к нему и сказал: «How are you, sir?»^141 . Он, кажется, меня не
понял, и я повторил свой вопрос. Тут он, явно пора, вскочил со своего
места, на его лице, как говорится, заиграли все краски. «Well!»^142 — сказал
он, от удивления заи. «Где вы выучили английский? Не в Индии ли?» —
спросил он меня. Я хотел было еще больше взвинтить его любопытство и сыграть
с ним великолепную шутку, однако постоялый двор основательно смущал меня и
отнимал всякое желание к этому. Я представился ему. Его радость была
несказанной. К великому изумлению моего татарина, который все еще считал
меня пра, британец обнял меня и повел к себе в комнату. Мы провели
славный вечер, и на другой день в угоду ему я позволил себе отдохнуть,
потому что бедному малому было необычайно приятно после шестимесячного
отсутствия всяких связей с евро миром поговорить о милом Западе
здесь, в глубине Персии. Беднягу, которого через несколько месяцев после
этой встречи ограбили и убили на дороге, звали Лонгфилд. Он был здесь по
поручению одной крупной бирмингемской фирмы, чтобы закупить хлопок, всегда
возил с собой много денег и забыл, к сожалению, подобно многим другим, что
Персия — далеко не цивилизованная страна, как этого можно было бы ожидать по
россказням шарлатанов, представляющих ее в Ев, и что на паспорта и
рекомендательные письма шаха едва ли стоит полагаться.
..
Это был критический, чрезвычайно критический момент. Если человеку
очень уютно, то вряд ли он захочет вдруг покинуть единственное убежище и в
лютый мороз провести ночь на улице. Возможно, не столько страх перед
зловещими последствиями, сколько неожиданность и внезапное вторжение навели
меня на смелую мысль не отступать, а отважно принять бой. Мой татарин,
который находился вместе со мной в комнате, по. Я вскочил со своего
места, схватил ружье и меч и, сунув в руки моему татарину пистолет с
приказом стрелять по первому знаку, приблизился к двери с твердым решением
застрелить первого, кто ворвется. Мое намерение, по-видимому, угадали по ту
сторону двери, потому что начали переговоры, и я заметил, что мой изысканный
персидский язык вскоре показал штурмую, что бухарцем меня считали
ошибочно. «Кто ты, собствен? Говори же! Кажется, ты не хаджи»,-раздалось
из-за двери «Какой хаджи! Кто хаджи! — воскликнул я. — Не произносите этого
мерзкого слова, и я не бухарец и не перс, а имею честь быть *[223]
*европейцем! Меня зовут Вамбери-сахиб». После этих слов на мгновение стало
тихо. Люди, казалось, были ошеломлены, но больше всех был потрясен мой
татарин, который впервые узнал это имя от своего спутника-хаджи, а теперь из
собственных уст благочестивого мусульманина услышал, что тот, оказывается,
неверный. Бледный как смерть, он уставился на меня большими глазами. Я
оказался между двух огней. Многозначительное подмигивание успокоило моего
спутника, да и персы изменили свой тон; европеец, страшное слово для людей
Востока, везде действует как электрический ток. Брань сменилась вежливостью,
угрозы — просьбами, и, когда наконец они стали меня умолять впустить в
комнату хотя бы двух самых главных всадников, а остальные согласились
довольствоваться конюшней и чуланом, я открыл дрожащим персам дверь. Черты
моего лица сразу же доказали им правильность моего утверждения. Разговор
между нами становился все оживленнее и приветливее, и через полчаса мои
персы, одурманенные араком (водкой), лежали в углу и хра, как лошади.
Моему татарину я тоже должен был для успокоения дать некоторые разъяснения;
добрый малый охотно смирился. Покидая на следующее утро ледяные холмы и
про по приветливой Дамганской равнине, я вспоминал ночное происшествие
с содроганием.
..
Отсюда дорога в Тегеран идет через Лосгирд [Ласджерд], Дехнемек и
Кишлак, через знаменитый перевал Хавар. Эта горная тропа считается
знаменитыми Caspiae Pylae^143 , и действи она — единственная в своем
роде. Дорога, которая тянется между высокими горными скалами, — дикая и
романтичная, а многочисленные крутые повороты словно специально созданы,
чтобы служить превосходным укрытием для разбойников. Как в былые времена,
так и теперь здесь еще много грабителей; есть скала, которая называется
Душегубец, есть Отцеубийца и т д. Сильное эхо делает эту дорогу еще
страшнее, и я видел, как ужас отражался на лице моего татарина. Я проезжал
здесь совсем один с оружием в руках и встретил на пути несколько
подо лиц. Поэтому настроение у меня намного улуч, когда я
миновал ущелье и спустился на большую плодородную равнину Верамин. Эта
равнина, на северном краю которой возвышался известный в древности и по
легендам город Рагес^144 , была усеяна, как рассказывают, деревнями и
городами; многие народы, многие орды из Татарии, Северной Индии и Аравии
прошли здесь. Сам город Рагес в начале средних веков был жемчужиной, он
служил местом отдыха для Сельджукидов, Газневидов и даже еще для Тимуридов.
Сегодня все лежит в развалинах. Европейский археолог ищет надписи на
разбро тут и там грудах камней, для перса равнина ценна как богатая
охотничья область, и если бы не было многочисленных подземных водопроводов,
которые свидетельствуют о значи культуре прошлого, то легенды
Верамина можно было бы считать пустой сказкой.
..

——

*XVIII* Из Тегерана в Лондон

На первый взгляд персидская столица показалась мне местом, где
процветают цивилизация и образованность, где можно встре черты
европейской жизни. Если въезжать в город, держа *[226] *путь с запада на
восток, то, конечно, невозможно найти слова, чтобы выразить чувство
отвращения к жалким глиняным хижи, кривым и узким переулкам. Совсем иным
кажется город путешественнику, если он приехал из Бухары. Расстояние от
Бухары до Тегерана — только 60 дней езды, а в социальных условиях между
этими городами зияет пропасть, измеряемая столетиями. Когда я после своего
прибытия в первый раз проезжал по базару, я с детским удовольствием, даже с
каким-то восторгом, не меньшим, чем изумление моего татарского спут,
рассматривал многочисленные предметы роскоши евро происхождения,
ткани, платки, игрушки, но особенно привлекло мое внимание цветное богемское
стекло; европейское искусство внушало мне в то время уважение, которое
сегодня представляется просто забавным. Но тогда иначе не могло и быть. Если
так странствовать, как я, если так вжиться в та сущность, как
вынужден был сделать я, то, разумеется, неудивительно, что сам становишься
почти татарином. Настоя инкогнито, когда в чужом облике хорошо сознаешь
свое собственное прежнее существо, длится очень короткое время; полная
изоляция и постоянное чужое окружение преобразуют человека nolens volens.
Напрасно путешественник будет сопро этим изменениям, потому что
прошлое вытесняется свежими впечатлениями и отходит на задний план, а
псевдо становится помимо его желания действитель.
..
Велико было удивление «всего Тегерана», когда стало из о
счастливом завершении моих приключений. Такийе (разрешенное исламом
искусство перевоплощения) является у жителей Востока известным и хорошо
разработанным делом, но им было непонятно, как это френги тоже может быть
таким умелым в этом искусстве. Они бы, конечно, не так сильно завидовали
моему успеху, но им очень понравилась шутка, которую я позволил себе с их
заклятыми врагами, суннитскими татарами.
..

——

*[229] II* *ЧАСТЬ*
* *ТУРКМЕНЫ В ПОЛИТИЧЕСКОМ И СОЦИАЛЬНОМ ОТНОШЕНИИ
..
*А. ГРАНИЦЫ И ДЕЛЕНИЕ*
..
Б. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОБСТАНОВКА
..
В. СОЦИАЛЬНЫЕ УСЛОВИЯ
Теперь последуем за туркменом в его домашнее окружение и поговорим о
нем самом, его одежде и юрте. Туркмен — та происхождения, но он
сохранил тип своей расы только там, где обстоятельства не способствовали
смешению с иранской кровью. Особенно это бросается в глаза у теке, гёкленов
и йомутов; чисто татарские физиономии встречаются у них только в тех кланах,
и семьях, которые посылали меньше аламанов в Персию и поэтому ввели в свою
среду меньше кудрявых черноволосых рабов. Впрочем, туркмена, независимо от
того, в большей или меньшей степени он сохранил свой оригинальный тип,
всегда можно узнать по смелому проницательному взгляду, который отличает его
от всех номадов и горожан Средней Азии, и по его гордой, воинственной
осанке. Хотя я встречал много молодых людей воинственного вида среди
каракалпаков и узбеков, сво и непринужденную манеру держаться мне
удалось на только у туркмен. Одежда у них та же, что и в Хиве,
только и у мужчин, и у женщин немного модифицирована добавлением нескольких
предметов роскоши из Персии. Главную роль в одежде играет красная шелковая
рубаха; хотя она за установлениями ислама, ее тем не менее носят
пред обоего пола; у туркменских женщин она составляет всю домашнюю
одежду, и мои глаза с трудом привыкали к виду пожилых матрон, зрелых дев и
молоденьких девочек, расхажи в длинных, доходящих до лодыжек рубахах.
Головной убор мужчин — меховая шапка, она легче и сделана с большим вкусом,
чем неуклюжие узбекские или башнеобразные персидские шапки. Обычно они носят
также чапан, заимствованный из Хивы и похожий на наш халат; отправляясь в
чапаул (разбойничий набег), они укорачивают его. По праздникам женщины
повя вокруг пояса поверх длинной рубахи большую шаль, свисающую двумя
концами; обязательны также красные или желтые сапоги на высоком каблуке, но
больше всего они любят украшения: массивные серебряные браслеты, ожерелья,
серьги и кольца, продевающиеся в нос, а также футляры для амулетов,
наподобие наших патронташей. Эти футляры, подобно нашим орденским лентам,
часто висят у них справа и слева и сопро каждое движение громким
позвякиванием. Туркмену очень нравится такое бряцание, поэтому он навешивает
побря на жену и на коня; если же у него для этого недостает средств,
то он крадет перса и навешивает на него цепи, чтобы слышать хоть
какое-нибудь бряцание. Дамский костюм довер некое подобие венгерского
доломана, который, свисая *[238] *с плеч, должен быть такой длины, чтобы
виднелся конец косы с вплетенной в нее лентой.
..
Нападение у туркмен, так же как у гуннов и татар, скорее можно назвать
набегом. Атакующие разделяются на несколько групп и с разных сторон дважды,
реже трижды, обрушиваются на ничего не подозревающую жертву, так как
туркменская посло гласит: «Ики денг учте дон», т.е. «попробуй два раза,
а на третий поверни назад». Подвергшиеся набегу должны быть очень
решительными либо чувствовать себя очень сильными, чтобы оказать
сопротивление подобному нападению врасплох; с пер это случается крайне
редко; и очень часто бывает так, что один туркмен успешно сражается с пятью
персами, а то и более.

*[239]* Туркмены рассказывали мне, что часто один туркмен берет в плен
четырех-пятерых персов. «Нередко, — говорил мне один кочевник, — персы от
страха бросают оружие, просят веревки и вяжут друг друга. Нам надо только
сойти с лошади и связать последнего». Даже не упоминая о поражении, которое
22 тыс. персов потерпели от 5 тыс. туркмен совсем в недавнее время, можно
считать фактом крупное превосходство сынов пустыни над иранцами, и я склонен
думать, что даже самого смелого лишает мужества древний, вошедший в историю
ужас перед татарами с севера. И какой дорогой ценой приходится нам
расплачиваться за свою трусость! Можно считать счастливым того, кого
зарубили при набеге. А безвольному, сдающемуся на милость победителя,
связывают руки, и всадник либо сажает его в седло, причем ноги ему связывают
под брюхом лошади, либо гонит его перед собой; если же невозможно ни то, ни
другое, то всадник привязывает его к хвосту своей лошади и на протяжении
многих часов, а то и нескольких дней он должен следовать за разбойником на
его родину, в пустыню.
..

——

*[245] II ХИВА*
..
А. СТОЛИЦА
..
*[248] Б. ХАН И ЕГО ПРАВИТЕЛЬСТВО*
..
*[250] Налоги*
..
[251] В. ХИВИНСКОЕ ХАНСТВО
..
Г. ПЛОДЫ ЗЕМЛИ, РЕМЕСЛА И ТОРГОВЛЯ

Мы уже неоднократно упоминали о плодородии хивинской почвы; особенно
можно отметить зерновые, хороший рис, пре гёрленский,
прекраснейший шелк в Шахбаде и Янги-Ургенче, хлопок, руян — род корня, из
которого добывается красная краска, и фрукты, лучше которых, пожалуй, нет не
только в Персии и Турции, но даже в Европе. Замечательные яблоки в
Хезараспе, груши и гранаты в Хиве и ни с чем не сравнимые восхитительные
дыни, о которых идет слава до отдаленного Пекина, (Я привез в Венгрию семена
четырех разных сортов, и если судить по первому опыту, то дыни, вероятно,
будут давать урожай и на низменностях Венгрии.) так что владыка Небесной
империи не забывал истребовать среди ежегодных даров, прибывавших к нему из
Китайской Татарии, несколько ургенчских дынь. За них дают хорошую цену даже
в России, так что тот, кто увозит воз дынь, возвращается с возом сахара.
..
Самую большую торговлю Хива ведет с Россией. Караваны в одну-две тысячи
верблюдов весной идут в Оренбург, осенью — в Астрахань; они везут хлопок,
шелк, шкуры, одежду для ногайцев и татар, шагреневые кожи и фрукты на
ярмарку в Нижний (который они называют «Макариа»)^177 и привозят обратно
котлы и другую посуду из чугуна (местное «джёген»), ситец (сорт,
употребляемый у нас на обивку мебели, а здесь он идет на женские рубахи),
перкаль^178 , сукно, сахар, железо, плохие ружья *[254] *и некоторые
галантерейные товары. Значительную статью выво составляет также рыба,
впрочем, рыбу русские доставляют и сами под охраной трех пароходов, которые
находятся в Араль море и, согласно трактату, заключенному последним
рус посольством в Хиве, могут доходить до самого Кунграда. С Персией и
Гератом торговля ведется в незначительных раз, (Правда, в Герате и его
окрестностях охотно носят хивинский чапан (кафтан из Хивы) и дают за него
хорошую цену, но этот товар привозят туда через Бухару) потому что дороги,
ведущие туда, находятся в руках туркмен. Сношения между Хивой и Астрабадом
поддерживают одни только йомуты, которые ежегодно приводят 00-150 верб­людо
с самшитом (для гребней) и нефтью. Торговые сношения с Бухарой, напротив,
намного оживленнее. Туда вывозят одежду и полотно, а покупают чай, пряности,
бумагу и изготавливаемые там мелкие галантерейные товары.
..

——

Д. НАСЕЛЕНИЕ ХАНСТВА

В Хиве живут 1) узбеки, 2) туркмены, 3) каракалпаки, 4) казахи
(называемые у нас киргизами), 5) сарты, 6) персы.

*1. Узбеки*
Узбеки -это название народа, большей частью оседлого и за­нимающегос
земледелием. Они живут на обширном пространст от южной оконечности
Аральского моря до Камула (40 дней пути от Хивы) и считаются преобладающей
народностью в трех ханствах и Китайской Татарии. Узбеки подразделяются на 32
главных таифе (племени): 1) кунград (Kungrad), 2) кипчак (Kiptschak), 3)
хитай (Chitai), 4) мангыт (Mangit), 5) нокс (Nцks), 6) найман (Nayman), 7)
кулан (Kulan), 8) кият (Kiet), 9) ас (As), 10) таз (Tas), 11) саят (Sajat),
12) джагатай (Dschagatay), 13) уйгур (Ujgur), 14) акбет (Akbet), 15) дёрмен
(Dormen), 16) ёшун (Oeschьn), 17 канджигалы (Kandschigaly), 18) ногай
(Nogai), 19) балгалы (Balgali), 20) митен (Miten), 21) джелаир (Dschelair),
22) кенегёс (Kenegцs), 23) канлы (Kanli), 24) ишкили (Jschkili), 25) бёйюрлю
(Bцjьrlь), 26) алчин (Altschin), 27) ачмайлы (Atschmayli), *[255] *28)
каракурсак (Karakursak), 29) биркулак (Birkulak), 30) тыркыш (Tyrkysch), 31)
келлекесер (Kellekeser), 32) минг (Ming).
..
Хочу только заметить, что в Хиве представлено большинство племен, и
хивинец по праву гордится своей древнеузбекской национальностью,
противопоставляя ее Коканду, Бухаре и Каш. Хивинского узбека с первого
взгляда выдает примесь иранских черт, ибо у него есть борода, которую у
жителей Туркестана всегда можно рассматривать как чужеродный эле, тогда
как цвет и черты лица очень часто указывают на чисто татарское
происхождение. Да и по характеру своему хивинский узбек предпочтительнее
остальных своих соплемен, он простодушен и откровенен, а по натуре еще
столь же дик, как и окружающие его кочевники, но у него нет утонченного
лукавства, выработанного восточной цивилизацией, и после на османа
это второй житель Востока, из которого еще что-то могло бы получиться.
..
*Е. ОБ ИСТОРИИ ХИВЫ В XIX ВЕКЕ*
..

——

*[264]**III БУХАРА*
..
*А. ГОРОД БУХАРА*
..
*Б. БУХАРСКОЕ ХАНСТВО*
..
*В. ИЗ ИСТОРИИ БУХАРЫ*
..

——

*[273] IV КОКАНДСКОЕ ХАНСТВО* * *
*Жители. — Деление. — Коканд. — Ташкент. — Ходжент. — Маргелан,
Андижан. – Хазрети — Туркестан. — Ош. — Политическое положе. — Последние войны.*

Коканд, или Фергана, как его называли древние, на востоке граничит с
Китайской Татарией, на западе — с Бухарой, где протекает Яксарт, на севере —
с Великой Ордой, на юге — с Каратегином и Бадахшаном. Мы не можем привести
данные о его площади, но она больше, чем площадь Бухары или Хивы, да и
плотность населения здесь больше^196 .
..
После Коканда заслуживает упоминания Ташкент, главный торговый центр
ханства, где в настоящее время, как я слышал от многих людей, есть немало
состоятельных купцов, ведущих значительную торговлю с Оренбургом и
Кызыл-Джаром (Пет). Ташкент, поддерживающий транзитную
торгов с Бухарой, Кокандом и Китайской Татарией, — один из важ­нейши
городов Средней Азии, к нему тайком подбираются русские, их последние
форпосты (Кале-Рахим), как уже отмеча, отделяют от него всего несколько
дней пути. Обладая этим важным и в военном отношении пунктом, Россия без
труда овладеет Бухарским и Кокандским ханствами, так как то, чего не смогли
добиться русские штыки, совершит пламя разногласий, раздуваемое между обоими
ханствами Петербургом.
..

——

*ВОЙНЫ МЕЖДУ БУХАРОЙ И КОКАНДОМ*
* * *А. При эмире Насрулле*
..
*Б. При эмире Музаффар ад-Дине*
..
В Коканде было хорошо известно намерение молодого эмира, там знали и
его алчность, поэтому жители сделали все возмож, чтобы воспрепятствовать
бухарцам. Улемы объявили вторг хана кафиром и провозгласили против
него джихад (религиозную войну), все взялись за оружие, но тщетно. На этот
раз эмир в самом деле присоединил к своим владениям не только Коканд, но и
все земли до китайской границы. Самое сильное сопротивление оказали кипчаки
под предводительством своего вождя Алимкула^206 ; на них напали туркмены, и,
вероятно, междоусобная война двух самых диких первобытных татарских племен
представляла собой интересное зрелище. После того как Алимкул погиб в
сражении, во главе племени встала его жена, и война некоторое время
продолжалась при ней, пока наконец не был заключен мир с эмиром. Завоеванное
ханство, из которого эмир вывез в Бухару все пушки, большое количество
прочего оружия и немало сокровищ, было разделено на части. Коканд достался
Шах Мураду, любимцу кипчаков, Ходжент — Худояр-хану. Музаффар ад-Дин
отправился в свою столицу, и на этом пути я встретил его 15 сентября 1863 г.
..

——

*V КИТАЙСКАЯ ТАТАРИЯ*
* * *Приближение к ней с запада. — Управление. — Жители. — Города.*

Если путешественник проедет от Оша 12 дней, то достигнет китайской
границы у города Кашгара. Дорога туда идет по гористой местности, где кочуют
со своими стадами кипчаки. Говорят, что во времена Чингисхана здесь кое-где
были деревни, теперь не увидишь даже развалин. Места для разведения огня и
груды развалин указывают, где обычно располагались на стоянку караваны и
путешественники. Кипчаки, несмотря на *[282] *свою дикость и воинственность,
редко нападают на отдельных путников; крупные караваны, идущие из Китая,
должны платить умеренную дань, а так они никого не беспокоят.

На расстоянии дневного пути от Кашгара наталкиваешься на первый
китайский пост, состоящий из десяти солдат и писаря. Пост пропускает только
тех, у кого есть паспорт, выданный наманганским аксакалом, который, находясь
на китайской служ, исполняет обязанности агента. Предъявив паспорт,
каждый путешественник должен подробно рассказать о том, что он видел и
слышал на чужбине. Писарь составляет отчет в двух экземпля: один
экземпляр посылают на следующий сторожевой пост для сравнения с результатами
нового допроса, а второй от губернатору. Как мне рассказал Хаджи
Билал и другие друзья из Китайской Татарии, лучше всего в таких случаях
отвечать словами «Бельмей-мен» («Не знаю»). (Впрочем, у китайцев есть
пословица, вполне соответствующая этому правилу. Они говорят: «Беджиду
йиха-ле Джиду ши-хале» — «Я не знаю — одно слово, я знаю — десять слов»,
т.е., произнеся «я не знаю», ты сказал все, после слов «я знаю» тебя спросят
еще, и тебе придется многое объяснить.) Никого не могут, да и не хотят
заставлять рассказывать, а сам писарь доволен, если облегчают его служебные
обязанности.

Под названием «Китайская Татария» мы обычно чаще всего понимаем ту
часть Китайской империи, которая в виде острия лежит между 93 и 69 градусами
восточной долготы и граничит на севере с Большой киргизской ордой, а на юге
— с Бадехшаном и Тибетом. Говорят, что местность до Или и Кёне-Турфана
[Куня-Турфан] с незапамятных времен находилась под властью Китая, тогда как
Кашгар, Яркенд, Аксу и Хотан были при всего 150 лет назад.
Упомянутые города беспрестанно враждовали между собой, пока наконец
несколько человек из знати под предводительством властителя Яркенда
Ибрахимбека, стремясь положить конец раздорам, не привели в страну
ки, которые только после долгих колебаний начали править там и
продолжают управлять этими городами до сих пор по системе, отличной от норм,
существующих во всех остальных провинциях Небесной империи.

*А. УПРАВЛЕНИЕ*

Как я слышал из достоверного источника (известно уже, что мой друг
Хаджи Билал был священником в доме губернатора), в каждой из этих провинций
есть два органа управления: один-китайский, или военный, а
другой-татаро-мусульманский. Их главы состоят в одном чине, но татарский
настолько подчинен китайскому, что лишь через него может сноситься с высшей
властью в Пекине. Китайское начальство, живущее в укреплен части города,
состоит из следующих лиц:
..
Татаро-мусульманский чиновничий корпус, которому дове­рен
судопроизводство, взимание налогов и исполнение других дел внутреннего управления у некитайского населения, включает следующих лиц:
1) ванг, или хаким, состоящий в одном чине с анбаном и получающий разное жалованье;
2) хазначи, или газначи, как его называют татары, которому доверена казна;
..
*[284] Б. ЖИТЕЛИ*

Большая часть населения Китайской Татарии, главным образом жители
четырех провинций, ведет оседлую жизнь и занимается земледелием. Что
касается национальности, то они называют себя узбеками, хотя с первого
взгляда видно их истинно калмыц происхождение. Узбеков в том смысле, как
это слово пони в Бухаре и Хиве, в Китайской Татарии никогда не было
Здесь под узбеками понимают народ, образовавшийся вследствие смешения
вторгавшихся с севера калмыков и киргизов и корен персидских жителей.
Заметно, что в тех местах, где древнее персидское население было гуще
(теперь оно совсем исчезло), иранский тип является более преобладающим, чем
в других районах. За узбеками следуют калмыки и китайцы: первые из них либо
воины, либо номады, вторые — купцы и ремесленники, они встречаются только в
главных городах, да и то в малом числе. Наконец, мы должны упомянуть дунган
или дёнгенов, рассеян по всей территории от Или до Камула. По
национальности это китайцы, а по религии — мусульмане^208 , все они
принадлежат к толку шафиитов. (В суннизме существуют четыре мазхаба
(религиозно-правовые школы) ханафиты, шафииты, маликиты и ханбалиты. Все
четыре одинаково чтимы, и отдать предпочтение одной из них считается
грехом.) Дунгане, или дёнгены, означает на китайско-татарском диалекте
«обращенные» (османо-турецкое donne — «ренегат»), и, как утверждают, эти
китайцы, насчитывающие до миллиона человек, были обращены в ислам во времена
Тимура одним арабским искателем приключений, будто бы прибывшим с упомянутым
завоевателем из Дамаска в Среднюю Азию и бродившим по Китайской Татарии под
видом чудотворца и святого. Дунгане отличаются большим фанатизмом и
не к своим соплеменникам немусульманской веры; хотя они образуют
далекий восточный форпост ислама, они каждый год отправляют множество хаджи
в Мекку.

Что касается общего характера народа, то китайские татары показались
мне честными, незлобливыми и до того простодуш, что это граничит с
глупостью. Сравнение их с жителями других городов Средней Азии напоминает
сопоставление бухар с лондонцем и парижанином. Меня часто забавляло, как
необычайно скромны были желания моих спутников и с каким восторгом они
говорили о своей бедной родине.* *Им пред слишком роскошными и
расточительными не только Рум и Персия, но и Бухара, и, хотя ими управляет
народ, отличающийся от них по языку и религии, они все же пред свое
правительство, власти трех мусульманских ханств. Впрочем, у них нет причин
быть недовольными ки. По достижении пятнадцатилетнего возраста
каждый из них, за исключением ходжи (потомков пророка) и мулл, платит
ежегодный подушный налог в 5 тенге (3 франка 75 сантимов). Солдат вербуют, а
не берут насильно, при этом мусульманские *[285] *полки имеют
преимущественное право образовывать отдельный корпус, и, за исключением
мелочей, касающихся внешнего вида, им не чинят ни малейших препятствий в
соблюдении их религии. Высшим чиновникам в этом отношении приходится хуже,
они должны носить соответствующую их чину одежду, длинные усы и косу, но что
самое ужасное — по праздникам присутствовать в пагоде и перед раскрытым
портретом императора, выражая свое поклонение, трижды касаться лбом пола.
(«Седже», как это называется в исламе, разрешается только перед Богом, во
всех других случаях считается идолопоклонством) Мусульмане заверяли, что их
высокопоставленные соотечественники в таком случае держат тайком между
пальцами бумажку, на которой написано «Мекка», и благодаря этой хитрости
коленопреклоне совершается не в честь небесного императора, а в честь
священного города.

Что касается общественных отношений, то легко можно представить себе,
как уживаются друг с другом китайцы и му, настроенные
сепаратистски. Дружеские отношения не, но я заметил, что не
существует и особой вражды. Китайцы, составляющие меньшинство, никогда не
дают почувст, что они господствующая нация, и особой
беспристраст отличается начальство. Поразительно, что китайцы не
одобряют перехода в свою религию, поэтому не приходится удивляться, что они
с особой тщательностью следят за тем, чтобы мусульмане исполняли свой
религиозный долг, и строго наказывают нерадивых. Если мусульманин не
молится, китайцы обычно говорят ему: «Как ты неблагодарен. У нас несколько
сотен богов, и мы удовлетворяем их всех, ты же утверждаешь, что у тебя
только один бог, и то ты не можешь помолиться ему». Даже муллы, как я не раз
имел возможность убедиться, восхва любовь китайских чиновников к
справедливости, несмотря на то что они обычно ведут беспощадные речи против
их религии. Татары не устают хвалить искусство и ловкость своих властителей,
и если они начинают разговор о могуществе чонг-кафиров (великих неверных,
т.е. собственно китайцев), то он не имеет конца. (О взятии Пекина
англо-французской армией им, впрочем, было известно. Когда я спросил Хаджи
Билала, как же это согласуется с китайским всемогущест, он ответил, что
френги хитростью сначала одурманили всех жителей Пекина опиумом, а потом,
конечно, легко смогли войти в спящий город.)

Странно, конечно, что повсюду, от западных до самых от­даленны
восточных границ, я слышал, как последователи исла, будь то турки, арабы,
персы, татары или узбеки; порицали и высмеивали свои собственные недостатки,
зато хвалили и воз добродетели и заслуги немусульманских народов.
Они признают, что кафирам присущи большие способности, человеколюбие и
беспримерная справедливость, и тем не менее с горящими глазами восклицают:
«Эль-хамд лиллах ана мус!», т.е. «Хвала богу за то, что я мусульманин!»

*[286] В.ГОРОДА*

Среди городов, перечень которых мы сообщим в описании дорог Китайской
Татарии, Хотан и Яркенд отмечаются как самые цветущие, Турфан-Или и Камул —
как самые крупные, Аксу и Кашгар — наиболее священные. В Кашгаре,
насчитывающем 105 мечетей (вероятно, всего лишь глиняных хижин,
предназначен для молитв) и 12 медресе, находится высоко почитаемая
гробница Хазрети Афака, национального святого Китайской Татарии. Хазрети
Афак значит «Его высочество горизонт» и вы бесконечность способностей
святого, настоящее имя ко было Ходжа Садык. Он много способствовал
религиоз образованию татар. Кашгар, говорят, прежде был значи,
а его жители богаче, чем теперь. Упадок целиком и полностью объясняют
вторжением кокандских ходжи, которые каждый год нападают на город, загоняют
китайцев в крепость и грабят все подряд. Так они, мародерствуя, хозяйничают
до тех пор, пока осажденный гарнизон не запрашивает Пекин и не получает
официального разрешения на защиту. Кокандские ход, толпа хищных бродяг,
грабят таким образом город уже несколько лет, и все-таки китайцы остаются
китайцами.

Здесь тоже произошли важные изменения со времени появле первого
издания моей «Книги путешествий». Китайская Татария, правильнее — Восточный
Туркестан, под предводитель Якуба Кушбеги, (Подробнее о жизненном пути
Якуба Кушбеги и освободительной войне Восточного Туркестана см. в моей
книге: «Zentralasien und die englisch-russische Grenzfrage» (Leipzig, 1873,
с. 271-308)) авантюриста из Коканда, освободилась от китайского господства и
образует теперь независимое го, равное по величине всем трем
туркестанским ханст, вместе взятым^209 .

*VI ПУТИ СООБЩЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ*
* * *Сообщение Средней Азии с Россией, Персией и Индией. — Дороги в трех ханствах и в Китайской Татарии.*
..
* [288] *Мы убедились на опыте, что чем дальше углубляешься в пределы
Туркестана, тем больше становится ежегодное число пилигримов. Хаджи,
отправляющихся из Хивы, насчитывается от 10 до 15 в год, из Бухары — от 30
до 40, а из Коканда и Китайской Татарии — от 60 до 80. Если к этому
прибавить еще желание персов посетить святые места Мешхеда, Кербелы, Кума и
Мекки, то нельзя не заметить существующую еще и поныне страсть азиатов к
странствованиям. Семя, заложенное древним пере народов, все еще
существует, и не будь западной цивилизации и ее могущественного влияния, со
всех сторон окружающего Азию, кто знает, какие бы изменения уже
со.
..
*ДОРОГИ В ТРЕХ ХАНСТВАХ*
..
Кроме этих двух главных дорог есть еще горная дорога от Ташкента до
Намангана, которая изобилует опасными местами. Хотя она длиной всего 45
миль, ехать приходится 10 дней, минуя следующие места: Тойтепе, Карахитай,
Тилав, Кошробат, Молламир, Бабатархан, Шахидан, где Мухаммед Али-хан разбил
русских, Пунган, Харемсарай, Уйгур, Поп, Санг, Чуст, Тёрекурган, Наманган.
..

——

*VII* *ОБЩИЙ ОБЗОР ЗЕМЛЕДЕЛИЯ, ПРОМЫШЛЕННОСТИ И ТОРГОВЛИ*
..
*А. ЗЕМЛЕДЕЛИЕ*
..
1) татарская лошадь; различают две породы — текинскую и йомутскую.
Лошади теке, из которых самые любимые кёроглы и ахал, отличаются высоким
ростом (16-18 фаустов)^210 . Они очень стройны, с красивой головой и
величественной осанкой, удивительно быстры, но не выносливы. Лошади йомутов
более низкорослые, крепкого сложения и соединяют быстроту с бес­примерно
выносливостью и силой. (Мне приходилось видеть, как туркмен с сидящим позади
него в седле рабом без отдыха скакал галопом на лошади такой породы в
течение 30 часов.)
..
*Б. ПРОМЫШЛЕННОСТЬ*
..
В кожевенном производстве жители Средней Азии отличают изготовлением
шагрени (по-татарски «сагри»), она зеленого цвета и имеет выпуклости в виде
прыщей. За исключением мехов для воды, изготовляемых из привезенной из
России юфти, вся обувь и конская сбруя делается из местной кожи. В Бухаре и
Коканде выделывают кожу высшего качества, в Хиве – только *[294] *тот сорт
толстой желтой кожи, которая употребляется на перед обуви и на подметки.
Из тонкой кожи делают мес, на чулки, нижнюю обувь, а из грубой —
куш, верхнюю обувь. Изготовляемая в Бухаре и Самарканде бумага пользуется
хорошей славой во всем Туркестане и в соседних странах. Ее делают из
шелка-сырца, она очень гладкая, тонкая и хорошо подходит для арабского
письма.
..
*В. ТОРГОВЛЯ*
..
Это обстоятельство может показаться читателю странным, но его причины
просты. Оренбург расположен на таком же расстоянии от Бухары, как и Карачи,
который мог бы стать портовым городом для английской торговли с
британо-индий территории. Дорога через Герат намного удобнее, намного
практичнее, чем путь в Россию, идущий через пустыню. Тот факт, что
английская торговля все-таки вытесняется русской, можно, по нашему мнению,
объяснить следующими причинами: 1) рус торговые связи с Татарией
насчитывают уже столетия, английские же в сравнении с ними можно назвать
новыми, а упорная приверженность жителя Востока ко всему привычному и
старому достаточно известна; 2) будучи соседями, русские лучше знают вкус
среднеазиатского населения, чем английские фабриканты Бирмингема,
Манчестера, Глазго и т. д. Этому злу можно было бы помочь только в том
случае, если бы евро путешественник мог передвигаться более
свободно, чем теперь, в тех областях, где опасность представляет не только
Бухара, но и Афганистан; 3) дорога через Герат, несмотря на все ее природные
удобства, сильно отпугивает иностранных купцов из-за грабительской политики
тамошних правительств, как это можно понять из разделов I, XI, XII. Поэтому
в той части Средней Азии, по которой мы путешествовали, мы нашли, в силу
приведенных обоснований, английскую торговлю гораздо менее значительной, чем
русскую, и данные, которые приводит м-р Дэвис в своем «Report on the Trade
of Central Asia» (февраль 1862), характеризуют скорее торговые сношения
между Индией, Афганистаном и Китайской Татарией, чем торговые связи между
Индией и Туркестаном. Конкуренция в качестве товаров была бы, пожалуй,
возможна, и не приходится сомневаться, что изделия английского производства
всегда доказывали бы свое превосходство.

Помимо России Туркестан ведет довольно стабильную тор через Герат
с Персией, куда он отправляет каракуль, сушеные фрукты, краски и некоторые
местные ткани, а взамен этого получает большое количество опиума из Мешхеда,
не английские товары через торговый дом «Рэлли и ком», а также
сахар и скобяные товары. Между Мешхедом и Бухарой есть дорога, которую можно
проехать за 10 дней, однако из-за разбойников-теке караваны вынуждены идти
околь путем через Герат, что занимает вдвое больше времени. Из Кабула в
Бухару привозят хлопчатобумажные шали в белую и синюю полоску, которые
татары называют «пота», а афган — «лунги», их повсюду носят как летние
тюрбаны. По-види, эти шали, ввозимые через Пешавар, — английского
про. Это единственный товар, который находит хороший сбыт, потому
что соответствует местным вкусам. Кроме того, кабульцы привозят индиго и
пряности, а увозят русские ситцы, *[297] *чай и бумагу. С Китаем ведется
незначительная торговля чаем и фарфором, но фарфором совсем другого рода, а
не тем, который мы знаем в Европе. Китайцы редко переходят границу, и
торговые сношения поддерживаются только через калмыков и мусульман.
..

——

*VIII ВНУТРЕННЕЕ И ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СРЕДНЕЙ АЗИИ*

* * *Отношения между Бухарой, Хивой и Кокандом. — Сношения с Турцией, Персией, Китаем и Россией.*

* * *А. ВНУТРЕННИЕ ОТНОШЕНИЯ*
..
Едва ли надо упоминать о том, что этот страх достиг своей высшей точки
во время победоносного продвижения Дост Му-хана к Оксусу. Эмир
Насрулла хорошо знал, что старый Дост никогда не простит позорной шутки,
которую сыграли с ним, а лучше сказать, с его сыном, (Ferrier. History of
the Afghan, с. 336.) в Бухаре, где тот искал убежища. К тому же утверждали,
что Дост Мухаммед помирился с англичанами и даже стал «нёкери ингилиз»
(английским на), и страх возрос еще из-за того, что в нем видели
орудие мести англичан за кровь Конолли и Стоддарта. Мрачной, вероят,
представлялась татарскому тирану картина будущего его страны, унесенная им с
собой в могилу. Не в меньшей степени боялся, вступая на престол, нынешний
эмир, его сын и преемник. Музаффар ад-Дин был как раз в Коканде, когда до
него дошло известие о смерти Дост Мухаммеда. Посыльный получил по в
1000 тенге, в тот же день был устроен импровизирован праздник, а вечером
эмир для пополнения числа своих легальных жен ввел в дом четвертую супругу,
младшую сестру Худояр-хана. Хотя панический ужас со смертью Дост Мухам­мед
исчез, известное уважение все еще существует, так как в Бухаре прекрасно
знают, что вследствие дружбы с англичанами афганцы уже располагают
несколькими тысячами хорошо обу солдат.
..
Б. ВНЕШНИЕ СНОШЕНИЯ
..
С Персией, хотя это ближайший сосед, Хива и Бухара лишь время от
времени обмениваются послами. То обстоятельство, что персы причисляют себя к
шиитской секте, образует преграду между двумя народами-фанатиками, подобно
тому как это было 200 лет назад в Европе с протестантизмом. К религиозным
распрям присоединяется еще исторически сложившаяся вражда между иранской и
туранской расой, поэтому легко можно пред себе, сколь незначительные
симпатии испытывают по отношению друг к другу эти природные соседи. Персия,
которая при нормальных обстоятельствах должна была бы стать каналом для
проникновения в Туркестан новейшей цивилизации, слишком удалена от него и не
имеет там ни малейшего влияния. Не в силах защитить от туркмен собственные
границы, она, как уже упо, потерпела позорное поражение при Мерве в
операции, направленной против Бухары, и тем самым окончательно по­дорвал
свой авторитет. Все три ханства совсем не боятся ее, и татарин утверждает,
что Бог дал персу голову (разум) и глаза, но не дал сердца (мужества).
..
Совершенно по-иному складываются отношения России со Средней Азией. Так
как Россия уже несколько столетий владеет землями, которые граничат с
северными областями Туркестан пустыни, обширные торговые связи были
главной причиной того, что Россия больше остальных соседей следила за
со в трех ханствах и что ее политические устремления могут
окончиться только полным их захватом. Тот факт, что планы русских
осуществляются здесь медленно, хотя и верно, можно объяснить только
естественными препятствиями. Три среднеазиатских ханства — это недостающие
звенья той огромной татарской империи, присоединение которой начал в России
Иван Васильевич (1462-1505). Со времен Петра Великого это при­соединени
продолжает проводиться втайне, но неуклонно.
..
*IX* *РУССКО-АНГЛИЙСКОЕ СОПЕРНИЧЕСТВО В СРЕДНЕЙ АЗИИ*
* * *Отношение России* *Англии к Средней Азии. — Продвижение России к Яксарту.*
..

КОММЕНТАРИЙ
..
^2 Эфенди, или афанди /(тур-греч),/ «господин, государь», употребляется
также в качестве титула ученых, духовных судей и чиновников. См.: /Будагов
Л. 3. /Сравнительный словарь турецко-татарских наречий Т I СПб, 1869, с 66
..
^11 Здесь и далее у Вамбери, в соответствии с принятой в европейской
литературе XIX в терминологией, словами «татарин», «татары» обозначались
многочисленные и разнообразные тюркские народности и племена Средней и
Центральной Азии, Сибири и Восточной Европы, а не только собственно татары,
жившие в России

^12 Термином «Китайская Татария» Вамбери обозначил, как это было
принято в европейской литературе того времени, Китайский, или Восточный,
Туркестан.
..
^59 Многие термины, упоминаемые Вамбери, для нас непонятны. Возможно
должность шилаптчи (в чагатайском языке «шилапчи» означало «старшина
мясников»), скорее всего, соответствовала чину «таштдара» (заведовавшего
царской умывальней) при династии Сельджукидов в Хорезме. Джигачи,
по-види, был лицом, подававшим или хранившим корону («джига»). См.:
/Бар В. В./ Сочинения Т. II, ч. 2 M., 1964, с. 393 399, /Будагов Л.
3./ Сравнитель словарь турецко-татарских наречий. Т. I, с. 681, /Махмуд
ибн Вали./ Море тайн относительно доблести благородных. (География) Введ.,
перев., примеч. Б. А. Ахмедова. Таш., 1977
..
^74 Термин «Татария» применен здесь Вамбери в значении «Туркестан», т.
е. «страна тюрок», поскольку словом «татары» в европейской литературе
обозна разнообразные тюркские (турецкие) народности и племена. См.
примеч. 11.
..
^172 Предположенное Вамбери объяснение происхождения слова «паша» от
«баш» («голова») более чем сомнительно. Уже в словарях времени Вамбери слово
«паша» гораздо вернее объяснялось как сокращение от персидского «падишах».
См. например, /Будагов Л./ Сравнительный словарь турецко-татарских наречий.
Т. I Спб. 1869, с. 309.
..
^205 Титул «велинаме» в Средней Азии применялся к правителям
независимых областей и государств. Этим титулом называли, в частности, и
правителя Шахрисябзского бекства, о котором говорит Вамбери, а также
правителя Ко. См.: /Семенов А. А./ Очерк устройства центрального
административного управления Бухарского ханства позднейшего времени.-Труды
института исто, археологии и этнографии АН Тадж. ССР. Т. XXV. 1954, с.
4; /Бартольд В. В. /Сочинения. Т. III. M., 1965, с. 463. Приведенный Вамбери
термин «велинаме» (в передаче других авторов — «валлиами», «вальями»,
«ваннами») происходит от арабского «вали ан-ни’ами», «вали ан-ни’ам» с
буквальным значением «благоде», «благотворитель». О термине см.:
/Будагов Л./ Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т. II. СПб.,
1871, с. 288, 308; /Назаров Филипп./ Записки о некоторых народах и землях
средней части Азии. Изд. 2-е. М-, 1968, с. 67, 68.
..

Арминий Вамбери в Средней Азии

———-

Комментариев нет »

No comments yet.

RSS feed for comments on this post.

Leave a comment

Powered by WordPress