tatar.uz folk history

И я пошла сдавать документы на Стройфак: трамвай №3, остановка Ассакинская, ул. Каблукова.
Там я познакомилась с одной девочкой, которая работала лаборанткой, она в прошлом году провалила экзамены, мама устроила ее работать на факультете, а девочке не понравилось. «Надо весь день сидеть там, я так не могу… давай с тобой вместе будем готовиться, хочешь?» — «А где?» — «В институте есть адреса хозяек, которые сдают комнаты студентам, я скопила немного денег».
И мы с ней вдвоём решили снять комнату. Дело в том, что эта моя новая знакомая была тоже обижена на свою маму. Почему именно с ней я познакомилась? Да потому что рыбак рыбака видит издалека: по глазам, по словам, по разговору мы быстро нашли общий язык, как будто кто-то нас подтолкнул друг другу, и мы сразу пришли к одному решению — уйти из дома: оба были в обиде, нас обидели наши мамы, и это — основание. Дома я снова собрала свой чемодан и спокойно ушла из дома уже по-настоящему.
Я была оторвой, если решилась на такое, и мы с моей новой знакомой, она тоже с чемоданом пошли на квартиру по адресу. Это была Ново-Московская улица, собственный дом прямо против входа в Ирригационный институт у одной русской семьи, муж и жена, оба среднего возраста. Они нас поместили в первой проходной комнате, диван и раскладушка. Мы заночевали. Утром хозяева вдвоём стали нас расспрашивать, и, наверное, что-то заподозрили, и нам пришлось уйти восвояси. Мы с чемоданами пошли сначала к девочке домой. Они жили на той же ул. Каблукова, но на одну остановку дальше. Я у них пробыла до прихода ее мамы, потом ушла домой со своим чемоданом.

А кому мы были нужны кроме мамы?

Первый экзамен был математика письменный, я получила двойку, то есть провалилась. Я, конечно, расплакалась, расстроилась ужасно, и меня стал успокаивать один парень из приёмной комиссии — первокурсник. Он сказал: «Не плачь, я посмотрю твою работу, исправим отметку». Так и сказал. Они с другом-студентом собирали наши листы после окончания экзамена. Этот парень был Хиля, как его звали друзья. Вот так я познакомилась с Юрой — Георгий Юнгвальд-Хилькевич — ныне знаменитый кинорежиссер, снявший фильм «Три мушкетёра» с талантливым актером М.Боярским, еще «Узник замка Ив и другие». Юра дал мне свой домашний адрес, чтобы я зашла узнать.
Они жили в центре города, рядом со Сквером Революции на ул. Пролетарская, дом 4. Большой трёхэтажный дом, расположенный углом, подъезд слева от входа квадратного двора, квартира на втором этаже, дверь налево. Дверь открыла его мама, я сказала, мне нужен Юра на минутку. Он сразу вышел радостный, но ничего не получилось, он сказал мне, не думай, я тебе на следующий год всё решение сделаю, а ты готовь остальные предметы, а математику я тебе точно напишу, я обещаю. Добрейшей души человек.

Конечно, кто ему первокурснику разрешит брать письменные работы абитуриентов? Тем более исправлять оценку.

Юра с друзьями часто стояли на углу университета САГУ и ул. К. Маркса. Это — наш ташкентский «Бродвей», а для них, — счастливчиков — это их улица, где они постоянно прогуливались. Молодые люди были одеты с иголочки, не как наши ребята, на них самые добротные и модные одежды, обувь отменного качества.

Когда я в следующем году училась в САГУ, на углу которого они стояли — стоячки, — я их видела, проходила с занятия с девочками мимо, и Юра ко мне подходил. Мы обменивались общими фразами: «Привет! — Привет! Идём пройдёмся?» Интереса особого у меня к нему не было, откуда мне было знать, что он будет знаменитый? В то время я сама была для себя знаменитостью, — я стала студенткой и этим очень гордилась, добившись учёбы в ВУЗе.

Когда мы с Юрой познакомились, он был первокурсником, приветливый, общительный парень. Он всегда был хорошо со вкусом одет, обладал врождённым вкусом, тут возможно сказалось домашнее воспитание известной семьи Хилькевичей. Юра был очень худой, такой стройный тополёк, чуть выше среднего роста, черноволосый чернобровый с узким лицом, глаза тёмно-карие, очень приятные, весёлые. Статным красавцем он не был и евреем тоже не был, как я думала, так как он был очень умным, взгляд у него был всегда внимательный. А был он из старинного польского рода, известного и по книге польского писателя Станкевича «Крестоносцы».

Интересно, как они — Юнгвальд-Хилькевичи — могли оказаться в Ташкенте? Вот загадка. У нас в Ташкенте по дороге в старое ТашМИ в предпоследней остановке справа по ходу есть маленький польский костел.

Я Юру хорошо запомнила ещё и из-за его редкого звучания двойной фамилии и, конечно, тем, что он хотел помочь, когда я плакала. Совсем молодой, а отзывчивый душевный добрый человек, и — воплощение культуры! Жаль, что я тогда была влюблена. Не в него.

А самое удивительное было уже через несколько лет: я случайно увидела Юру на вокзале, когда он стоял справа от центрального входа, оттуда стали пропускать пассажиров на платформы к поездам. Он оглянулся, и я его узнала сразу, Юра мне помахал, и я ему помахала. Это он наверное уезжал в Москву, когда уже закончил институт. Стройфак Политеха образовался в отдельный Архитектурный институт в Ташкенте.

Я часто вспоминаю эту нашу случайную встречу на вокзале и думала, помнит ли он меня, как мы с ним увиделись в день его отъезда, и он мне улыбался, стоя в толпе многочисленных пассажиров, одна голова только была и видна. Я была не близко, и его лицо вдали, старательно улыбающееся, видела. Эти улыбающиеся глаза, я часто вспоминаю. Эх! Надо было мне подойти, попрощаться, пожелать ему доброго пути и счастья на новом месте. Да впрочем, и без моего пожелания путь его сложился очень удачно, и он того стоит, он очень талантливый и очень хороший человек. Я не провожала его, но взглядами мы попрощались. Вот так-то было.

С такой наследственностью, с такой воспитанностью, как у него, и с таким добрым и общительным характером Юра не мог не стать талантливым и знаменитым. И мне повезло в жизни, что я встретилась с ним в моём любимом городе. Как он меня поддержал! Могла бы и не встретиться. И то, что он стал знаменитым, меня это очень радует. Это — моя удача и моё везение.

Как много талантливых людей я в жизни встречала! В этом моём разнообразно-прекрасном мире я прожила большую часть жизни, там ведь полжизни моей прошло. Да что полжизни, вся моя жизнь прошла за небольшим остатком. Когда я увидела Юру по TV будучи уже сама бабушкой, то есть старой, я его не узнала. Абсолютно другой человек. Это была передача о завещании, как у нас начали писать завещания заранее, ещё пока человек жив. Дикость какая-то. Так в этой передаче Юра сказал, что он всё своё нажитое состояние завещал жене Нодире. Ведущая спросила: «А вы не боитесь, что в старости останетесь ни с чем?»

Юра очень изменился, лицо круглое, полное, весь седой, и глаза совсем не те, которые когда-то так мило смотрели на меня. Конечно, я тоже изменилась в старости, но меня узнают. Говорят, что делает время с людьми? Но это не время делает, а его жизнь. Наша жизнь московская.

Борис Пастернак писал: «Времена не выбирают, в них живут и умирают».

После того, как я провалила экзамен в институт (екэлдэм — дословно — упала), мама стала получше обо мне заботиться. Сказала поможет мне с институтом. Она купила мне красивые югославские кожаные туфли, главное, моего размера — 36, а у мамы размер обуви — 35. Мама всегда покупала мне обувь 35 размера, а мне жмёт, и я не могла носить их, и мама сама их носила.

Весь год я почти никуда не выходила, учила, готовилась снова поступать. Не выходила по той простой причине, что не хотела ни с кем встретиться, рассказывать, как я провалилась. Но я пошла на занятие драмкружка, которое начиналось в шесть часов вечера. Уроки мастерства вёл артист театра им. Горького Б. Михайлов в клубе Авиазавода на ул. Навои прямо против входа стадиона, от нас близко, только дорогу перейти, на первом этаже в торце красивого трёхэтажного дома на ул. Навои на чётной стороне, в котором внизу был мебельный магазин.

На занятиях я познакомилась с очень приветливой девочкой Олей, дочерью директора Авиазавода на территории «Б». Она была среди нас первая по этюдам, потом она стала диктором на TV, но вскоре они уехали из Ташкента. Этот кружок был организован для работников Авиазавода, но ходило молодежи мало, поэтому приходили желающие со стороны.

Мама мне очень помогла получше сдать экзамен в университет, в котором на физмате работала ее знакомая Тишабаева. Мама пошла к ней домой и поговорила, что не по моей вине у меня школьные знания слабые, а из-за материальных обстоятельств семьи, а не из-за лени, что я очень хочу учиться дальше, что я способная и работящая.

В то время все и вся было нацелено на высшее образование. Спасибо ей Тишабаевой огромное, мне по физике поставили 5, биологию я сама сдала на 4 на биофаке, химию на 3 на химфаке, ул. Тараса Шевченко, 1, но это была преподавательница очень строгая, говорили, что пятёрки она, вообще, редко ставит, что тройка у неё — не плохо. Сочинение у меня тоже 3, несмотря на то, что у меня были шпаргалки, наверное грамматические ошибки.

Проходной балл был 17, а я набрала 16. Это был проходной балл для тех, у кого отцы погибли на фронте. На биофак я решила поступать, чтобы не сдавать вступительные экзамены по математике.

Я не прошла по конкурсу, и мы с мамой пошли к Тишабаевой. Она сказала, если есть желание учиться, ты будешь учиться. Первое сентября иди на факультет и занимайся со всеми, слушай лекции, выполняй что требуется. Никто тебя не выгонит.

Я так и сделала, потому что другого выхода у меня не было. Узнала расписание на I семестр, нашла аудиторию и пошла на первый курс Биолого-почвенного факультета САГУ. Деканом был А. Азизов, ректором — В. Столяров. Никто меня не выгнал.

Числа шестого пришли ещё две девочки Люда Колкова и Люся Гашева, я с ними познакомилась во время экзаменов. Им кто-то сказал: «Инна с 16 баллами не прошла по конкурсу, а учится». И они тоже пришли, так как у них тоже 16 баллов. И мы трое стали резервистами.

Преподаватели у нас наравне со всеми принимали зачёты и экзамены, в ведомость включали наши фамилии и оценки на обратной стороне одной и той же ведомости. На втором курсе нас зачислили, и я стала получать стипендию.

На первой лекции я осмелилась сесть только на последний ряд и оказалась рядом с Нелей Бурнашевой случайно в первый день моего нелегального положения: не то студентка, не то абитуриентка, а Неля меня поддержала. Я прямо ожила, когда она приняла меня в свою подгруппу: лабораторные работы делали вместе; на её студенческий билет мы брали приборы, пособия, реактивы. Практические занятия были одно на двоих, то есть занимались парами.

Неля оказалась наидобрейшей татарочкой, дочерью преподавателя СУГУ по политэкономии, очень старательная и успевающая студентка. У нас на биофаке в нашей группе учились всего четыре мальчика. В то время биология не считалась перспективной наукой, по крайней мене у нас, в особенности как мужская профессия. Мой дядя Зия-абы смеялся: «Я понимаю ещё женщина, но когда мужчина биолух…»

Такие разделы биологии как биофизика, биоинформатика, генная инженерия, потом стали престижными в связи с развитием космических, планетарных исследований, изучением человеческого мозга. У нас на факультете ценными кафедрами считались биохимия, микробиология, физиология животных и человека, туда наши ребята и стремились.

С нами учились Рустам Шадманов, Алик Медведев, Евсей Котлейяр — самый доверчивый сокурсник и Даниил Кашкаров — внук известного ученого-исследователя флоры и фауны Средней Азии. Эти мальчики оказались самыми дальновидными в выборе своей специальности. В следующем наборе после нашего выпуска уже на биофак был большой конкурс. У них уже мальчиков в группе было поровну. На биофак поступил и Нелин братишка Виль. И с ним вместе поступил узбекский мальчик из колхоза Хумсан, где наш факультет годами арендовал места для практических занятий при изучении флоры и фауны горного ареала Средней Азии. Звали его Родин. Вот тоже редкое имя и редкая интересная история на нашем факультете, об этом тоже я расскажу.

В 1954 г. я поступила и в 1959 г. закончила Университет, и все эти годы по два месяца с середины сентября и до середины ноября мы были на хлопке, помогали колхозникам собрать богатый урожай хлопка до наступления осенних дождей.

Мы ездили на больших городских автобусах с вещами, с матрасами, с раскладушками, с продуктами, посудой в Букинский район Ташкентской области. Норма была 60 кг хлопка в день. Можно собрать 40 кг, то оправдаешь питание, то есть не будешь должна за еду: два раза в день готовили на больших котлах горячие вкусные мясные супы с макаронами, узбекские сытные супы с зеленью и приправами: прямо с котла на поле кушали на свежем воздухе и с хорошим аппетитом. Всегда есть большой бак с кипятком. Если соберёшь меньше 25 кг хлопка, то по вечерам вызывали в Штаб (к преподавателям) и давали взбучку. Раза два-три привозили походные бани из воинской части.
В нашем южном климате в летнюю жару — «чилля» — июль, август бывает высокая температура воздуха +42 +44°С — сильная сухая азиатская жара, когда созревает жаролюбивое растение хлопчатник — Cossiplum hirsutum — очень ценное сырьё, в том числе и стратегическое. Это — главное богатство Узбекистана, которое мы называем «Белое золото». По-узбекски хлопок — пахта, по-английски — cotton.
Октябрь в Узбекистане почти продолжение жаркого лета, а в сентябре стоит такая же жара, исступленная осень, тяжёлое небо и — ни капли дождя; вот в это время года и надо поскорее успеть убрать белоснежный хлопок, то есть до наступления обильных осенних дождей, чтобы побольше собрать чистого хлопка высшего и первого сортов с огромных колхозных полей. До 4-5 млн тонн хлопка собирают за сезон. Помощь горожан необходима. Учёбу можно наверстать, а погода не подождёт, и будет белоснежный хлопок валяться в грязи на грядках, если мы его вовремя не соберём. И доля ташкентских студентов в этом весомая для нашего государства.
Хлеб, хлопок, шёлк — это богатство создаётся золотыми руками узбекского народа-труженика.
На хлопке было весело. Мы были молоды, безумолку болтали до глубокой ночи в своих комнатах — бараках, сараях, — а по утрам гонг бригадира не свет — не заря — вставать было смерти подобно.

В параллельном потоке на нашем факультете училась национальная группа, вот у них мальчиков было много. Девочек-узбечек из семьи неохотно отпускали учиться так далеко от дома.

Хлопковое поле. Рисунок первоклассника. 1975 г. г. Ташкент, Тимур.

За время учёбы, особенно после хлопковой компании мы с ними подружились и помогали им с курсовыми работами, те из нас, кто знали узбекский язык. Как они радовались нашей помощи! Эти ребята относились к нам будто они нам родные братья с большим уважением. Чтобы приставать, у них и мысли не было. Не испорченный был тогда народ.
Они носили наши мешки с хлопком через поле учётчику к весам. Эти тяжёлые мешки — канары, в которые мы ссыпали хлопок из специальных фартуков, когда уже 3-4 кг хлопка наберёшь, мешает ходить по грядкам.
Ребята по очереди работали поварами, и все знали, что это в наших тогдашних условиях была самая тяжелая работа без отдыха с утра до вечера. Мы же, хлопкоробы, всегда могли посидеть на своих грядках, на своих собранных хлопках отдохнуть, что мы и делали, кроме заядлых сборщиков.
Другие ребята работали на хирмане, где огромные белоснежные кучи хлопка, собранные в огромные прямоугольные кучи хлопка — высотою до второго этажа. Ребята, стоя на самом верху, скидывали с тяжелых канаров хлопок, стоя по колено в нём; так лёгкий как вата хлопок утрамбовывался до определенного веса и покрывался сверху и по бокам большим прочным тентом и натягивался в ожидании упаковки и отправки.
Ох! Как наши мальчики уставали! Кто работал на кухне и в хирмане, им записывали ежедневно норму 60 кг хлопка.
Нам, девочкам тоже было нелегко без выходных дней выходить на поле и целыми днями работать. Так как на поля сыпали химические дефолианты с самолетов малой авиации («кукурузники») для обезлистьевания хлопчатника, мы одевали плотные носки, ботинки, спортивные тренировочные теплые костюмы с длинными рукавами, хоть и жара была, берегли своё здоровье.
Конечно, мы и простывали, и заболевали, и очень хотели домой и обращались за освобождением к врачам. Врачами работали студенты ТашМИ. У них первые курсы и выпускные были освобождены от хлопка.
Но было и много хорошего, хотя многие и кляли эти сельхозработы. Мы с радостью вспоминали, как мы все быстро сдружились в эти знаменитые студенческие годы, мы сплотились именно на ежегодных хлопковых компаниях. Сколько интересного и полезного было в этих наших общениях, в наших рассказах о себе, о своих близких. Разговорам не было конца, как и нашей дружбе. По сути на хлопке и начиналась наша студенческая жизнь.

С Нелей мы дружили все годы, я у них часто бывала дома, оставалась ночевать и благодаря ей ко мне пришла первая любовь.
Как это интересно на свете жить? Какой это блистательный мир?
Правда ведь? Как можно не радоваться и не веселиться?!

Я была счастлива, я почти летала, я попала в общество знания после своего не знания! И здесь умные и доброжелательные преподаватели. И я с ними. Не зря я выбрала этот университет, будто знала, что мне понравится. Это — заслуга моей мамы, это же она меня устроила. Это же мама моя такая умелая, это из-за неё и я умелая и смелая, а не вовсе из-за себя самой.
Спасибо, мамочка, что смогла дать мне высшее образование!

Такие интересные практические знания на Биофаке. Биология — это такое знакомое нам всем: растения, птицы, солнце, волки и лисицы — природа вся! Красота мира!
Учиться на Биофаке лучше всех!

Когда мы в Хумсане собирали гербарий высших растений и стали учить их латинские двойные названия, нам милая Арифханова сказала: «Ребята! Учите, встретимся у стадиона, а не на стадионе, учите!» (АК: наверно «учтите») Сразу захотелось всё вызубрить, хотя очень манящая и захватывающая природа, а какой воздух в предгорье голубого Тянь-Шаня?! И щедрый солнечный свет разливается с раннего утра, проникает сквозь листья и длится до самого вечера с ароматами трав, цветов, кустарников и деревьев. Не надышишься! Вот, слов не хватает!!
Восход солнца есть подлинное чудо! И этого чуда у нас предостаточно. И у нас, молодых, рот не закрывается от разговоров, улыбок и смеха. И учёба в радость.

Нелин папа Амин Хусаинович рассказывал нам, как он молодым приехал из Татарии в Ташкент и, проходя мимо Университета САГУ сказал себе: «Ничего! Я тоже буду учёным, вы — старперы уйдете на пенсию, а я буду на вашем месте». У него так и получилось. Виль ему сказал: «Пап! Ты теперь сам такой же старпёр».

Я тоже оторвусь из своего куйлючного села. Я — Энесса Сабировна Кабирова — с таким красивым именем и фамилией! Пусть я лишь бедная полусирота, но у меня есть ум и находчивость, и если правильно ими распорядиться, не отвлекаясь по мелочам, там на всякие развлечения, а вести цельную направленность, то смогу изменить свою судьбу. Я слышала как обо мне говорили: «Инесса такая непосредственная!» А я и сама это в душе уже знала от рождения, а они подтвердили.

Конечно, во многом я верю суждениям великих людей, кое же в чем полагаюсь и на своё суждение и имею немного дар предвидения, предсказания что ли, что у меня всё тоже получится, что задумала. В то время очень была уверена в этом.
И я стала теперь следить за своей внешностью, подкрашивала глаза, делала себе причёски, которые маме не нравились, носила туфли на высоких каблуках.
«У человека должно быть всё прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли». Мама хотела мне купить модный китайский макинтош, но он был очень дорог для нас, да и носить в нашем жарком климате, когда весна сразу становится жаркой, это не практично, а осенью дожди, и лучше зонтик.

Учиться на Биофаке очень интересно и нетрудно, кроме, конечно, химии: органическая, неорганическая, биохимия с огромными формулами. Нам лекции по специальностям читали приехавшие из Москвы видные учёные — доктора биологических наук: Раевская, Ошанин, Мекленбурцев, Туракулов, а также опытные наши преподаватели: Дора Марковна по морфологии растений, Арифханова по высшим растениям, Рабинович по высшей математике.

С Нелей мы стали как родные. Её мама каждый раз приглашала меня к чаю. Первый раз она говорила: «Как человек пьёт чай вприкуску или кладёт сахар в чай, можно узнать щедрый он или скупой». Мы говорили обо всём, Неля рассказала о своём детстве, о своей первой любви, как она влюбилась ещё в школе, но он не отвечал взаимностью, потому что весь в учёбе. Она сказала, что он такой красавчик, всем девочкам нравится, папа у него таджик, а мама русская и что он такой же умный как его отец — профессор философии, который читает в Университете истмат и диомат.

Зовут его Тагир, он хорошо знает политэкономию, разделы и социализм и капитализм и читает сочинения Ленина от корки до корки. Это по Нелиному рассказу о своём любимом. Она его очень хвалит. Оказывается их мама рано умерла, когда дочери было полтора годика, а Тагир только в школу пошёл. Девочку назвали Татьяна, а сына отец назвал в честь своего друга.
Тагир — вылитый отец, который их очень любит, даже второй раз не женился. Тагир всё детство нянчился с Таней, которая ни на шаг от него не отставала. Они живут близко от Нели, у которой братик Виль. В детстве они все вместе играли на улице, а потом Неля влюбилась. Она сказала, после сессии я тебя познакомлю с нашей компанией.

Неля с детства занималась балетом и хотела поступить в Хореографическое училище, но не прошла по конкурсу. Она ходила в Дворец Пионеров в балетный кружок вместе с Бернарой Кариевой, которая прошла по конкурсу в это училище, где дети с четвертого класса учат и общеобразовательные предметы и классический балет и там живут. Неля сказала, что у Бернары тоже ноги не соприкасались, когда ставят пятки и носки вместе; а так как её папа был директором Театра им. А. Навои, её и приняли. Но это Неля говорила, конечно, от детской обиды.
Бернара Кариева — талантливая балерина, училась в Москве у знаменитой Галины Улановой и сейчас Бернара — прима балерина в нашем театре, директором которого давно был народный артист Уз. ССР композитор Юнус Ашрафи.

Когда в 1956 г. в Москве был Международный фестиваль молодёжи и студентов, мы с Нелей тоже участвовали в узбекском танце вместе с девочками из национальной группы.
Танец поставила народная артистка Мукарам Тургунбаева, а репетировала с нами Бернара Кариева в спортивном зале Университета. Неля с ней хорошо общалась и меня познакомила. Бернара мне очень понравилась: красивая, изящная девушка, такая ласкова, такая приятная в общении; вот что значит — живёт в мире музыки и театра. Просто прелесть как хороша! Настоящая балерина!
Мы танцевали в новых костюмах, сшитых каждому по мерке на заказ. Для меня это было: радости не было границ! Театр, который я так полюбила с детства, когда он мне казался сказкой, я и в зрительный зал входила с трепетом, предвкушая наслаждение и музыкой, и пением, и танцами. Если бы мне сказали, что я сама буду танцевать на этой для меня недосягаемой сцене, я бы и не поверила, я и мечтать не могла, что попаду на самую сцену этого волшебства музыки и танца.
«Кто что ни говори, а подобные происшествия бывают на свете, что всякому достоверно известно».
Мы все были радостные каждый раз, когда заходили в театр: на репетиции, на нашем выступление. Вот это была удача! Мир моих чудес, моих побед!

Пока мы ждали своего выхода, а там были все участники конкурса, мы походили по высоким длинным коридорам, ведущим к сцене, где везде на стенах висят большие зеркала с полу до потолка в красивых рамах.
Но в Москву мы не прошли по конкурсу, а прошли не такие многочисленные группы как наши. Нас было с хором и оркестром около 60 человек, танцевали мы Хорезмский танец. В нашем семейном альбоме есть фото, где я танцую в паре с Нелей в Государственном театре Оперы и Балета им. А. Навои. На этой огромной сцене несколько рядов тяжелых бархатных занавесей на все случаи выступлений. Когда наш ансамбль стали выходить на сцену, и танцуя заняли всю сцену, все эти занавеси задвинули работники сцены полностью.

Выступление студентов ТашГУ в Театре им. А. Навои летом 1956 г. (я во второй паре в белых босоножках)

Вот как мне повезло!

Да. Мне по жизни везло и везло на хороших людей. Получается, что я всю мою молодость, живя в Ташкенте была близко знакома со многими будущими знаменитостями, когда их взлёт только-только начинался, их солнце только восходило, и я не могла знать, но инстинктивно чувствовала и гордилась ими.

Очень особыми были они, очень успешными были мои ташкентские земляки, потому что одно только знакомство с ними, даже без продолжительного общения оказали на меня такое позитивное влияние. Их воспитанность, образованность, отзывчивость и доброжелательность восхищали и радовали меня и я на них ровнялась. Их успех и меня заражал, и я была уверена, что я тоже смогу, упорно стремилась прославиться, пророчила себе славу и богатство. Поэтому я с молоду гордая, восторженная и смелая. Пойти и зайти в аудиторию Университета, сесть за парту не будучи студенткой, не зачисленной, не прошедшей по конкурсу, для этого надо иметь смелость, не так ли. А я одна пошла, первая, без мамы, без подруги и без студенческого билета. Вот какая я была в моей тогдашней жизни!

Смелость города берёт! «Ищите и отыщете, стучитесь, и откроют вам».

Теперь я расскажу об интересной истории на нашем факультете — это история Родина. Когда мы, студенты II курса Биофака приезжали на практику в Хумсан Бостандыкской области, Родин часто бывал с нами.

Он был местный, очень шустрый любознательный узбекский мальчишка. Даже когда мы учили свои предметы, отвечали преподам во дворе, Родин был тут как тут.

В мою практику ему было лет 12-13, и его невозможно было не заметить и не запомнить. Одно имя чего стоит! Родин! Он буквально искал нашего внимания, он громко выкрикивал по-русски названия птиц, насекомых, растений, что услышит от нас краем уха, находясь возле студентов, то и горланит: «Удод! Удод!.. Трясогузка..! Цикада!.. Цикады!» Баловался, смеялся, но тянулся к ребятам, к русскому языку. Один раз он очень долго выкрикивал: «Июньский хрущ! Июньский хрущ!» Это насекомое из семейства двукрылых, латынь, конечно, не помню. Это название занимало Родина, потому что созвучно слову Хрущёв — тогдашнего главы нашего государства. Ребята его подначивали специально, и безобидно посмеивались.

Родин часто ездил куда-то на председательской лошади, и я его попросила покататься. Но он пошел к председателю за разрешением, и я впервые в жизни покаталась верхом на лошади. Вот это удовольствие, так удовольствие! Высоко! Всё видно вокруг, люди внизу, а ты скачешь будто все выше и выше по воздуху. Живая возница! Что может быть приятнее человеку бежать вперед, лететь в открытое пространство?! И не надо смотреть под ноги, лошадка сама смотрит, выбирай только направление и дорогу. Это так необычно! И так легко управлять. Как я с тех пор полюбила лошадей! Я всегда бегу и выношу хлебушка, когда увижу за окном случайную повозку с лошадью в городе. Какие это терпеливые, благородные и послушные животные; я завидую тем людям, которые имеют возможность быть с лошадьми.
Я несколько раз покаталась по холмистым дорогам Хумсана, правда, не долго, чтобы не подводить людей, которые мне доверили.

Когда Нелин братишка Виль был на такой же практике, Родин был уже десятиклассником. Но что удивительная новость была, когда Неля сказала, что Виль с Родиным не только подружились, а что Виль помогал ему то ли по химии, то ли по физике, и Родин поступил на Биофак! Я раньше слышала, что наш препод Валериан Павлович с ним занимался. Ну, это понятно, они взрослые люди, хорошие педагоги заметили тягу Родина к учёбе, и в силу таких обстоятельств знали его, как он очень хотел стать, как мы, студентом.

А Виль? Баловень, профессорский сын, безжалостный остряк вдруг оказался добрым порядочным молодым человеком?! Оказывается, Родин — сирота, а для них поступление в ВУЗ — вне конкурса.

Неля сказала, мы сами увидели, что Виль вырос и стал другим: всё, что прежде привлекало его, теперь утратило смысл. Это была новость ошарашивающая.

«То, что с нами приключается, происходит в такой форме, которую мы не смогли бы себе и вообразить».

Я знала Нелиного братишку школьником старших классов — развязный, нагловатый тип. Надо же так измениться! Он без зазрения совести рассказывал пошлые анекдоты, однажды сказал: «У тебя матка расположена спереди, а у Нели — сзади». Вогнал меня в краску, дурак. Вообще, ужасный был наглец.

Значит, у него была хорошая наследственность, татарская, которой всегда гордилась моя бабушка Онькай.
..