..
В шестом классе мальчиков объединили с девочками, и я перешла в школу № 50, поближе к дому, на улице Хорезмской. В ней учился Адыл, ее же окончили мои младшие сестра с братом, Лола и Аскар. Школа существует до сих пор.
Когда мальчиков объединили с девочками, мы думали, что мальчишки не будут хулиганить, стесняясь девочек. Но не тут-то было, никто никого не стеснялся! В нашем классе учились всего несколько мальчиков, а к выпускному остался один Боря Крутиков.
Пока я училась в школе, никаких кружков не посещала. Пыталась заниматься спортом, в старших классах поступила в велосипедную секцию вслед за своей подругой Надей Иноятовой, жившей по соседству; мы с ней ездили на велосипедах по Луначарскому шоссе. Потом я секцию бросила, а Надя участвовала в Спартакиаде школьников в Москве.
..
В восьмом классе мы поехали на уборку хлопка. Жили в школе, спали на полу в классе. У нас был патефон. Мы все, восьмиклассницы, повлюблялись в старшеклассников, живших неподалеку. К Рите Хачикянц, моей подруге, приехал отец, привез курицу и ящик минеральной воды — как же мы пировали! С Ритой мы дружим и сейчас, она стала отличным стоматологом, я ранее, пока она не вышла на пенсию, я всегда обращалась к ней за помощью.
..
В 1957 году мама устроилась работать техничкой в Союз писателей, он находился прямо на нашей улице, напротив нашего двора. Мы ходили туда на елки и утренники. В Союз часто приезжали известные писатели и поэты. Поэт Михаил Светлов подарил Лоле книгу своих стихов с автографом: «Милой Лоле от комсомола»; к сожалению, эта книга потерялась.
Кроме Союза наша мама работала поденно в чужих семьях: убирала квартиры, стирала белье, таскала уголь, не гнушалась никакой работой…
Зарплата у отца в школе была скромная, а семья большая — четверо детей.
..
После войны отец поступил на вечернее отделение физико-математического факультете САГУ и одновременно работал учителем математики в узбекской школе. Помню, отец готовился к
экзамену в институте, а я заметила у него шпаргалку. Как он был
раздосадован, что я ее увидела! Учебу он завершил в 1959 году,
когда я окончила школу.
..
А старший брат, Адыл, был стилягой, носил длинные волосы, которые очень холил. Маме это не нравилось, она все время грозила Адылу ночью их обрезать. И Адыл спал с сеткой на голове, берег свою прическу от маминых посягательств… В школе он учился хорошо, окончил ее с золотой медалью и поступил в МГИМО — самостоятельно, без всяких связей.
Надо отметить, что ни моим воспитанием, ни образованием старший брат не занимался. Как-то я скопила немного денег и купила билет в театр Навои на балет «Коппелия». Адыл мне сказал, мол, зачем идешь на этот балет, ты ничего в нем не поймешь. Не убедил меня, но оказался прав: я действительно мало что поняла.
У меня появилась подруга по переписке из ГДР, Беата Шадевальд. Я ей отправила по почте томик Гоголя из пятитомного собрания сочинений, которое мне подарил наш сосед по двору. Адыл говорил, что нельзя разбивать собрание сочинений, но я не послушалась. Помню, Беата прислала мне красивую заколку для волос. Эту заколку у меня стащила соседка, моя ровесница Женя, страдавшая клептоманией. Позже заколку вернула ее мать. А переписку с Беатой я без всяких причин прервала. Она продолжала мне писать, не понимая, что случилось и куда я делась. Мне стыдно, когда я вспоминаю об этом.
В соседнем с нами дворе жила семья Тишлер. Лиля — моя ровесница — училась в школе № 44. Она много читала, занималась математикой по вузовским учебникам. Элла, ее сестра, была на год старше. Их мать, Ольга Трофимовна, преподавала в школе, в которой я проучилась до 6-го класса. Семья была образованная, и меня тянуло к ним. Ольга Трофимовна опекала меня, однажды подарила школьное платье. Но она была несколько неуравновешенная: то привечала меня, то отталкивала. В этом доме я впервые услышала на пластинке 1-й концерт Чайковского для фортепиано с оркестром. Так началось мое знакомство с классической музыкой и любовь к ней. К Лиле часто приходили одноклассники, собирались у нее во дворе в палисаднике. Меня туда не звали, хотя мне очень хотелось попасть в их компанию.
Во дворе был турник, мы крутились на нем, делали «солнышко». Лиля как-то попыталась, упала и сломала ногу. Прибежал ее отец, подхватил дочь на руки и понес домой. Вот так печально завершились Лилины занятия на турнике.
..
Еще помню, как потеряла галоши. У меня не было обуви на микропоре, и я в дождь надевала на туфли резиновые галоши. Со страхом возвращалась домой без галош, зная, какая взбучка ждет дома! Мама держала нас в строгости, не баловала, а отца мы боялись, хотя он никогда нас не ругал. Я, к примеру, даже стеснялась высунуть ночью руку из-под одеяла. Мы же все спали в одной комнате — четверо детей и родители.
Помню, классе в шестом-седьмом я написала записку Вадику — племяннику тети Муры: «Давай с тобой дружить». Он приходил в наш двор к своей тетке, а учился в одной школе со мной, в параллельном классе. Моя записка каким-то образом попала к его матери. Она принялась меня совестить: «Как тебе не стыдно! Ишь ты, дружить захотела!»
..
Еще помню, как Вера ела в школе на переменке бутерброд с колбасой. Как же и мне хотелось такой бутерброд! В нашем доме ни колбасы, ни сыра не бывало… Правда, всегда были горячие обеды, чай с сахаром и сливочное масло. Летом мама варила варенье и прятала его до зимы в сундук, который цел до сих пор.
..
Вспоминаю санатории, где мы летом отдыхали. Кружков никаких не было, книг я там не читала, играли в камешки и в палочки.
Вечерами привозили кино, и мы, закутавшись в одеяла и набрав полные карманы зеленого винограда, смотрели новые фильмы. И так каждое лето. А я мечтала о лагере в горах… Но путевок отцу не давали.
..
…Помню, в старших классах мы собирали металлолом. Организовав отряд для сбора металла, я чувствовала себя Павкой Корчагиным, строящим узкоколейку в фильме «Как закалялась сталь» с Василием Лановым. На мне была новая курточка из плащевки, которую мне недавно купила мама, а я пришла домой вся перемазанная. Ох и попало мне!
..
У Лили в школе преподавал очень сильный учитель математики — Игорь Абрамович [известный преподаватель математики И.А.Дорфман, позже работавший в 110-школе]. По вечерам он играл на скрипке в кинотеатре перед сеансами. Лиля убеждала меня перейти в ее школу, потому что в нашей слабый математик, но я не решилась: не способна оказалась на такие крутые меры. Зато у нас был замечательный учитель физики — Лев Меерович Рудницкий! И классный руководитель, учитель географии Николай Николаевич Федяй, нас обожал. Жена его преподавала химию в нашей же школе, своих детей у них не было, и они всю любовь дарили нам.
Николай Николаевич говорил: «Вы забудете, что такое пассаты или муссоны, вы забудете то-то и то-то, но где какая страна и какая столица этой страны — вы должны запомнить на всю жизнь!» И я прекрасно все это помню до сих пор…
А в десятом классе нашим классным руководителем стал учитель химии Юлий Моисеевич Шваб. Он никогда не ругал и не отчитывал, утихомиривал одним взглядом. Один раз я решила прогулять школу, пошла в парк, посидела там на скамеечке. На следующий день он даже не упрекнул меня, но мне стало нестерпимо стыдно под его порицающим взглядом.
..
После окончания МГИМО Адыл поехал работать переводчиком в Ирак и очень нам помогал. Дома появились холодильник «Саратов», приемник с проигрывателем. Мы слушали пластинки Элвиса Пресли, Пэта Буна. Телевизора у нас не было; крохотный, с линзой — был у дяди Гриши с тетей Клавой. Комнатка у них была маленькая, поэтому смотрели мы его через зарешеченное окно. Помню, как с Верой Мокшиной бежали, боясь опоздать, к нашей однокласснице Вере Тарасовой, у которой был «телик», на фильм «Моя бедная любимая мать». Я до сих пор помню песню из этой аргентинской мелодрамы: «О, Марикьярэ». |
