tatar.uz folk history

1942-03-22

1941..43 Самарканд

опубл.2020, изм.2021, изм.и доб.2023-11, доб.2023-12-05
о семьях Иляловых, Кабировых, Амирхановых, Ахмаровых..

Предыдущий материал: 1935..40 Самарканд


из статьи Галии Газизовны Иляловой «Иляловы» 2007 (в книге Беляева стр.357..357)
Предыдущая часть: 1935..40 Бухара

..
В Самарканде субконтинентальный климат, ночью прохладно, а днем сухая жара. Город расположен у подножия гор, даже летом в ложбинах горных вершин сохраняется снег и климат там отличный.
Шел уже 1940 год. Наша семья ценой больших материальных, моральных потерь избежала повальных человеческих жертв от сталинских репрессий. Но война отняла у нас самое дорогое — человеческие жизни. Призванные служить в армию перед началом войны Галимджан и Габдуллажан Иляловы, родные братья моего отца, погибли в Беларуссии в первые же дни войны. За годы войны потеряно много жизней братьев и сестер нашего отца, и его самого не стало 23 февраля 1943 г. Они шли в бой с одной винтовкой на троих и с криком «Ура! За Родину, за Сталина». Наш отец погиб под Ленинградом при попытке наших войск прорвать блокаду города ко дню Советской Армии.
..

 


1941..43 Митань (Инесса Башкирцева)

Опубликовано на: https://mytashkent.uz/2020/05/06/tashkent-moyo-detstvo-tashkent-moya-yunost-tashkent-vsya-moya-zhizn/

Первая часть в 1935..40 Самарканд

..
А вскоре в наш дом пришла беда: началась война, которая была очень далеко от нас, но все наши беды начались именно из-за этой войны — В.О.В. 1941-1945 гг. Вся тяжесть тяжёлой жизни военного и послевоенного времени легла на плечи моей мамы.Пришла телеграмма из Ташкента, чтобы Онькай вернулась домой: Шарип-обы, старшего зятя призвали на фронт. Шел 1942 г. войны.Пришёл и 1943 г., и пришли плохие вести. Онькай спешила. В Самарканде при поездке на поезд, который долго ждали, и люди давились, бабушка долго не могла подойти, а когда она поднималась, наконец, в вагон, бабушка подняла свой чемодан на верх, проводница ей помогла, а кто-то другой столкнул бабушку со ступенек. Онькай упала, поезд тронулся, и она попала под колеса поезда. Её без сознания подобрали путевые обходчики и отвезли в городскую больницу.

Я не знаю, как сообщили маме эту страшную весть, но я запомнила, как мама говорила, что папа платил по 500 руб. за каждое переливание крови, была большая потеря крови; и как Онькай, очнувшись от наркоза и увидев свои поднятые колени без нижних частей ног, не успела ужаснуться, как увидела маму, которая чуть в обморок не упала, увидев всё это. Мама с ужасом вспоминала этот момент в своей жизни, и как тяжело легла эта страшная беда, на всю оставшуюся мамину жизнь, оставив неизгладимый и жуткий отпечаток на её сердце.

Моих родителей хирурги успокаивали, они говорили, что у молодой бабушки организм крепкий, раны хорошо заживают: «Вы не переживайте, она еще долго-долго будет жива-здорова». И действительно бабушка долго прожила, учитывая тяжелые годы военного и послевоенного времени в нашей Советской стране. Онькай умерла в 84 года.

Недавно по TV в передаче «Следствие вели…» с Каневским рассказывали про ограбления в поездах в пятидесятых годах XX века. Очень много было воров-бандитов в вагонах-ресторанах. Они грабили богатых денежных пассажиров, которых потом полуживых сбрасывали на полном ходу поезда. В бандах участвовали и проводники, и даже начальник поезда, и очень трудно было найти этих бандитов.

Чтобы успеть проводить на фронт и попрощаться с зятем, Онькай надо было срочно уехать в Ташкент, а папа заболел воспалением лёгких, лежал с высокой температурой. Мама не могла бросить аптеку, было очень строго с дисциплиной, могли не только уволить, но и посадить в тюрьму. Бабушку некому было проводить.

В итоге Шарип-обы на фронт провожала одна Дау-опай (старшая сестра по-татарски) на воинской площади вокзала г. Ташкента в мае 1942 г., а в августе 1943 г. он погиб под Смоленском. В «Книге Памяти» есть и его имя — Шарип Серазитдинов, 1907 г. рожд. Он воевал в танковых войсках, учебка у него была в г. Мары Уз. ССР.

А моя бабушка Онькай, так и не успев проводить на фронт зятя, который вскоре погиб, сама осталась инвалидом войны, которая шла за тридевять земель от ее дома, не побывав даже на фронте. Ей было 56 лет.

«Я не участвую в войне,
Она участвует во мне.»
Г.А. Кульчицкий.

..

Летом того же года Алик упал с дерева и вывихнул ногу в ступне. Нога стала опухать и почти до колен посинела. В больнице сказали, ногу надо отнять, может быть заражение крови. Мама не согласилась и решила отвезти Алика на лечение в Ташкент. Маме удалось откомандироваться в Ташкентское Аптекоуправление в связи с болезнью сына и в связи с постигшим семью горем: недавно умер муж, и женщина осталась вдовой с двумя маленькими детьми, мать попала под поезд, лишилась обеих ног, и вот теперь тяжело заболел маленький сын, и маме разрешили. А бабушку Обиджаным, которая нас нянчила, оставили в Самарканде в семье её среднего сына Вахида. Обиджаным у них и года не прожила, заболела от горя. Она ведь только что похоронила сына, любимых внуков, которых она нянчила, увезли далеко, она по ним очень скучала. Здесь невестка была слишком бойкая, а внуки выросшие, и вот от такой резкой перемены в старости бедная Обиджаным вскоре умерла.

При расставании она плакала. Я это помню, когда они с мамой разбирали новые вещи из сундука. Там были два узбекских шёлковых сюзанэ, пикейное покрывало, розовая скатерть из тонкого льна, шесть полотенец из шёлк-полотна — приданое моей мамы, которое ей сделала Онькай, и еще ручная швейная машинка Zinger.

Мама бабушке обещала за ней приехать, как только вылечит Алика. Конечно, в то военное время это было не реально, и бабушка поняла это.
..

Продолжение в 1944..46 Ташкент

 


 

Части из интервью Данияла Амирханова«Нужен ли 21 веку «татарский Геродот» – Марджани?» (2008) о жизни в Средней Азии.

Предыдущая часть: 1935..40 Самарканд

. .. война и сразу голод, эвакуированные, опухшие от голода люди, госпиталь с ранеными в одной из школ. Школа была напротив нашего дома, где мы жили. Арестовали одного из учителей, работавшего с мамой, по национальности он был поволжским немцем. Вскоре прошла молва, что его расстреляли.

..
Нас — людей далёких от политики, она застала врасплох в районном центре Ургут той же Самаркандской области. У нас не было ни продовольственных, ни материальных и тем более денежных запасов. Всё, что мы имели — это 400 граммов хлеба на человека в день по карточкам, и то нерегулярно. Иногда просто не привозили хлеб в магазин, иногда привозили, но мало. Люди, простояв целый день в очереди, возвращались… без ничего. Мама с утра уходила на работу в школу, а хлебные карточки оставляла Мурату, как самому старшему, чтобы он их отоварил. Сохранился в памяти эпизод, когда Мурат три или четыре дня подряд, простояв целый день в очереди, возвращался без хлеба. Мама, придя с работы и узнав в очередной раз, что хлеб в магазин не привезли, и мы третий день сидим без крошки хлеба во рту, очень расстроилась, а когда я подошёл к ней и сказал, что я совсем не хочу кушать, она заплакала (тогда мне было неполных 7 лет).
..
Ургут расположен у подножья гор, место очень живописное: там снежные вершины, водопады, речка с чистой, прозрачной, как слезинка, ледниковой водой, девственная природа, почти нетронутая цивилизацией. Дети гор не очень рвались на далёкий, непонятный им фронт, поэтому почти каждое воскресенье солдаты НКВД оцепляли базар и устраивали облаву на мужчин. Облавы вели и в горных кишлаках, причём всегда по ночам. Попавшихся во время облавы под усиленным конвоем, в основном пешком или на арбах, этапом гнали в Самарканд, а оттуда — на фронт. Этап сопровождался огромной толпой плачущих, кричащих, проклинающих жён, детей, матерей и родственников. По ночам мы часто просыпались от этого жуткого вопля сотен людей, приближающегося со стороны гор и выходили смотреть на душераздирающую и страшную картину.
..

 


Рауль Мир-Хайдаров о Чингизе Ахмарове
СЫН ДВУХ НАРОДОВ

..
Сегодня, в ХХI веке, меня, прожившего долгую жизнь, удивляет мощь советского государства даже в войну. Только в Самарканд эвакуировали тысячи студентов, сотни профессоров, десятки институтов из Москвы, Ленинграда, Харькова, Киева. Перевезли десятки заводов и фабрик вместе с нужными рабочими, и всё это заработало в полную мощь через несколько месяцев. Катастрофически не хватало помещений, аудитории располагались даже в чайханах.

Здесь, в Самарканде, в 1942 году Ахмаров делает свою дипломную работу – триптих «Меч Узбекистана», сложное многофигурное, монументальное полотно. Из 60-ти дипломников десять суриковцев защитятся на «отлично», среди них будет и наш герой, все десять будут зачислены в аспирантуру института и продолжат учёбу.

К тому времени немцев отогнали от Москвы, и институт уже в 1943 году, первым среди вузов, вернулся в столицу. В этом возвращении ярко проявится организаторский талант академика Грабаря. В те годы студенты, аспиранты делали дипломные работы не на склад, не формально, а конкретно для оформления зданий, театральных спектаклей. Вспомните дипломную работу 19-летнего Ахмарова в Перми, она предназначалась для городского театра, для премьерного спектакля по Ф. Шиллеру «Коварство и любовь». И в аспирантуре работа Ахмарова предназначалась для музея Алишера Навои, который ещё только предполагалось построить в Ташкенте.
..

М_Исхакова. Автор использовала фрагменты монографий авторов А. Умарова и Р. Такташа о творчестве Ч. Ахмарова ..

..
Пока на оккупированных землях бесчинствовали немцы, Узбекистан принимал тысячи измученных людей в свои объятия. Многие заводы, фабрики и учебные учреждения из Москвы, Ленинграда, Киева и Харькова были эвакуированы в тыл. Здесь народ сплотился, самоотверженно работая на фронт. Писатели, артисты и художники своим искусством старались поддержать дух бойцов и оставшихся людей в тылу. Концертные бригады с артистами выезжали в места сражений и в госпитали. Суриковский художественный институт временно обосновался в Самарканде.

Чингиз Ахмаров в бригаде с другими художниками ездил по городам и кишлакам. Он рисовал множество портретов женщин, которые отправляли их своим мужьям на фронт. Художники оформляли административные помещения, чайханы, клубы, театры плакатами, настенными росписями и устраивали выставки работ, посвященных героям фронта и тыла.

В 1942 году дипломной работой Чингиза Ахмарова стала композиция-триптих «Меч Узбекистана». В центре на переднем плане художник изобразил молодого воина, принимающего из рук отца меч. Рядом стоящая мать, благословляет сына на борьбу с врагом. Чуть поодаль молодая женщина с ребенком на руках ждет прощания с мужем. А дальше стоят новобранцы с тревогой наблюдающие эту сцену. И конь, нетерпеливо бьющий копытом, вот-вот готовый ринуться со своим хозяином в бой. Чингиз Ахмаров не раз был свидетелем таких драматических эпизодов происходивших во многих семьях тех военных лет. Триптих «Меч Узбекистана» стал основополагающим в творчестве Ахмарова в создании образов легендарных героев, воспевающих силу и душевную красоту народа.
..

 


 

Абдршин Равиль Хайруллаевич

Родился в 1925 году в селе Новомусино Оренбургской области. Татарин.В Советскую Армию призван Каттакурганским райвоенкоматом.

Сержант, командир отделения пулеметчиков 1-го механизированного стрелкового батальона 69-ой механизированной бригады 40-ой армии. Награжден медалью «За отвагу».
За проявленный героизм при взятии высоты 216,8 Указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 ноября 1943 года сержанту Абдршину Равилю было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно.

 

Мурзагалимов Газиз Габидуллович

Родился в 1923 году. Башкир.Призван в Советскую Армию в 1942 году Самаркандским горвоенкоматом.

Младший сержант, командир орудия 75-го артиллерийского противотанкового полка. Награжден орденом Красной Звезды. За мужество проявленное при форсировании Днепра, Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 февраля 1944 года младшему сержанту Мурзагалимову Газизу Габидулловичу было присвоено звание Героя Советского Союза.

После войны вернулся в свой родной Самарканд.

 


 

Части из интервью Данияла Амирханова
«Нужен ли 21 веку «татарский Геродот» – Марджани?» (2008)
о жизни в Средней Азии.
..
Кое-как пережив страшную и голодную зиму первого года войны, мы переехали в Самарканд. Вторая зима была не лучше первой, мама продала всё, что можно было продать, включая и последние доставшиеся от бабушки драгоценности.— А вы уже тогда ощущали свою принадлежность к роду Марджани? И что-то из реликвий деда Вашей маме удалось вывезти из Казани?— О нашей семье и о своём дедушке, конечно, мама часто рассказывала нам. Семейные предания с тех пор впечатались в мою память. При переезде в Среднюю Азию вывезли лишь небольшую часть его рукописей. Часть из них уже обрели своё место в государственных архивах, опубликованы и исследованы. Но огромная библиотека самого алима была в Казани расхищена…— Итак, началась война, и Вам тогда было всего 7-8 лет…

.. Мама сочла неразумным дальше оставаться в этом глухом крае, и мы снова вернулись в Самарканд, где прожили в очень трудных условиях до 1943 года.

Летом 1943 года Мурата, как только ему исполнилось 18 лет, забрали на фронт. Проводы были очень тяжёлыми — ведь провожали… почти на верную смерть. Провожали я и мама; Искандер в то время жил в семье Нух-абы.
..

1943 Лаиш

. ..
Вскоре после этого мы переехали в Лаиш, райцентр примерно в 35 км от Самарканда. В Самарканде я год не учился — не в чем было ходить в школу.В Лаише пошёл в школу, но не первого сентября, а после зимних каникул.На следующий год ситуация повторилась, в школу я пошёл опять после второй четверти, причина та же — нет одежды.В Лаише такого голода, как в Самарканде, мы не испытывали, ибо летом во время каникул мама, Искандер и я на жатве в колхозе зарабатывали пшеницу, которую очень экономно расходовали, чтобы хватило на всю зиму.
..

 

..
— В 1943 году, после того как брата Мурата забрали на фронт, мы переехали в колхоз, где жила мамина сестра Мариям Агишева – старшая дочь Бурханутдина.Её дочь Суфия, окончившая геологический факультет Узбекского государственного университета, во время войны работала там бухгалтером, а муж, бывший фабрикант Абдулла Агишев, работал кладовщиком в заготконторе.

О фабриканте Абдулле Агишеве..

..
— А что известно о семейной линии Агишевых? Это ведь тоже неординарные люди. Правда, в отличие от рода Марджани, связанные не с учёными занятиями, а с коммерцией.— Семья старшей дочери Бурханутдина Марьям Агишевой по тем же, что и мы, обстоятельствам оказалась в Средней Азии, пережила репрессии и гонения, которые были усугублены ещё и тем, что это была семья бывшего фабриканта Абдуллы Агишева из Кузнецка Пензенской губернии.Придуманные большевиками сказки о том, что «капиталисты и фабриканты были кровопийцами, грабили народ», мягко говоря, не очень укладываются в те реалии, которые были на самом деле. Однажды на фабрике Агишева возник пожар. По рассказам очевидцев, все стар и млад, кинулись тушить огонь, причитая при этом: «кормилица горит!» Вот какова была психология работавших на фабрике людей.Я уже рассказал Вам о том, что во время Второй мировой войны Абдулла Агишев работал в районном центре Самаркандской области в заготовительной конторе, а семья жила в колхозе. Он каждый день на работу и домой ездил на ишаке. Как-то мама встретила знакомую женщину и, пока они разговаривали, не заметив маму, мимо них проехал Абдулла. Увидев его, женщина сказала: «Вон, смотри, проехал бывший фабрикант, мы работали на его фабрике». Мама нарочно, чтобы узнать её мнение, заметила: «Наверное, кровопийцей был?». Женщина, искренне возмутившись: «Что Вы, что Вы? Это был прекрасный человек» — и стала перечислять, что, кроме зарплаты, которая выдавалась регулярно без задержки, каждый праздник, при рождении ребёнка, при женитьбе или замужестве и, наконец, при кончине кого-либо — обязательно выделялась помощь от фабрики. Она же рассказала и историю про пожар на фабрике.

Фабрика производила сукно, во время Первой мировой войны из этого сукна шили солдатские шинели. Когда началась так называемая «революция», Агишева не расстреляли, а назначили директором, так как спрос на сукно не убывал. Революционное правительство сукно забирало, а деньги платить… не торопилось. Естественно, рабочий люд начал возмущаться, да тут ещё стала появляться революционно настроенная молодёжь, бежавшая с фронта вместе с оружием и никем и ничем не управляемая, но с лихвой обработанная окопной пропагандой против капиталистов и помещиков. Оставаться дальше на фабрике было опасно, но в то же время невозможно было уехать. Рабочие никуда директора (бывшего хозяина) не отпускали, прекрасно понимая, что если Агишев оставит фабрику и уедет, то фабрика прекратит работу и они, во-первых, останутся без работы, во-вторых, никогда не получат деньги, которые фабрика им задолжала. Поэтому, сначала он скрытно отправил жену с детьми (благо, за ними не следили), а потом, под предлогом, что едет в Москву за деньгами, выехал и сам. Деньги он, действительно, получил и отправил их на фабрику рабочим! — но сам обратно уже не вернулся.

— Потрясающий пример честности и ответственности пред рабочими! А в Средней Азии ваши семьи стали близки и, наверно, кого-то из Агишевых вы увлекли на путь учёности?

— Дети Марьям и Абдуллы Агишевых, за исключением старшей дочери Суфии, Диляра, Равиль и Ахмед не пошли по научно-педагогической стезе. Равиль и Ахмед во время войны были призваны в армию, окончили военные училища и после войны остались служить в армии. Диляра окончила медицинский институт и всю жизнь проработала хирургом. По отзывам пациентов, была очень хорошим специалистом.

Суфия окончила геологический факультет Узбекского госуниверситета. По специальности проработала очень мало. Началась война, мужа призвали в армию в первые же дни войны, и она осталась с двумя малолетними детьми. Чтобы прокормить семью в эти трудные годы, срочно закончила бухгалтерские курсы и поехала в колхоз работать бухгалтером. Примерно через год пришло известие о гибели мужа, но родители Суфии скрыли от неё эту весть. При очередной поездке в Самарканд она случайно обнаружила это извещение, которое народ называл по-узбекски «кора хот» — чёрное письмо.
..

работа в колхозе..

..
Летом я и Искандер работали в колхозе (мне 9 лет, Искандеру 13), научились жать, но с вязанием снопов у нас были проблемы. Во время погрузки на арбу снопы часто рассыпались, ибо были очень большими. За это нас ругали, но мы не обращали внимания, продолжая вязать неподъёмные снопы.Чтобы как-то решить проблему питания, мы с Искандером частенько во время жатвы собирали колосья, оставшиеся на сжатом поле, а иногда, если поблизости никого не было, собирали прямо с несжатого поля. И однажды так увлеклись, что не заметили, как подъехал верхом на лошади бригадир, красавец-узбек в чалме, с чёрными усами, с чёрными горящими глазами, в руках плётка. Мы в ужасе присели, ожидая удара, но он наклонился, забрал ведро, в которое мы собирали колосья и, обращаясь к маме, спросил: «Тётя, вы жнёте или колосья собираете?» Мама пыталась как-то оправдаться за нас — но он, не говоря больше ни слова, уехал. Мы очень испугались и не знали, какие будут последствия.Ведь в то время, если мне не изменяет память, действовал указ, подписанный самим Сталиным, по которому только за сбор колосьев на сжатом поле – расстреливали! Позднее, после войны, расстрел заменили 10-15 годами лишения свободы. Позднее, в период работы на Колыме, я сам видел целые женские лагеря, состоящие в основном из тех, кто был вынужден пойти на это «преступление» ради спасения детей от голодной смерти.Жена нашего бригадира была татарка, у них было два сына, примерно наши ровесники. Вечером, когда стемнело, мама собиралась пойти к ней и попросить, чтобы она поговорила с мужем. В это время открылась дверь, и на пороге появился один из сыновей бригадира. Он принёс наше ведро вместе с колосками и сказал: «Вот, папа прислал».Этот благороднейший поступок запомнился нам на всю жизнь – ведь, по сути, человек сам рисковал, поступая так против указа!
..

о Мурате..

. ..
Мурат и внешностью и характером отличался от меня и Искандера. Он был очень изящный, высокий, худощавый, с правильными чертами лица — типичный аристократ, бесхитростный, излишне прямолинейный, добрый и рисковый. Когда началась война, ему было 16 лет, через год уже было ясно, что война будет затяжной и Мурата могут призвать в армию и отправить на фронт.— А он сам стремился на фронт?— Я уверен, что ни одной здравомыслящей матери, будь она трижды патриотом, не хотелось отправлять сына на эту бойню. Мама не была исключением. В то время в Самарканде открылась специальная школа, которая готовила курсантов для лётных училищ. Ученики носили военную форму и жили на государственном обеспечении. Мурата уговаривали поступить в эту школу, ведь там обучение длилось год или два, точно не помню, потом лётное училище ещё полгода — а там, смотришь, и войне конец. Но Мурат категорически отказался поступать туда, только потому, что курсантов этой школы мальчишки называли спец-шакалами. После этого мама где-то услыхала, что студентам ветеринарного техникума дают бронь от призыва в армию и, уговорила Мурата поступить туда. Но никакой брони там не давали и, вскоре Мурату пришла повестка из военкомата.Шло лето 1943 года. Повезли его в Туркмению, где должны были обучить военному делу. Обучение было формальным, несколько раз они участвовали в облаве на местных жителей, уклоняющихся от службы в армии, занимались заготовкой дров (рубили саксаул).

Через два месяца от Мурата пришла телеграмма, что едет на фронт, проездом будет в Самарканде. Действительно, в указанный день к перрону самаркандского вокзала подошёл воинский эшелон, составленный из товарных вагонов. Голодные, кое-как одетые солдаты выскочили из вагонов, шинели были сшиты из байковых одеял, на ногах изношенные ботинки с обмотками.

Первый вопрос Мурата: «кушать принесли»?

Вскоре эшелон ушёл, оставив на перроне рыдающую толпу родственников и близких.
..

об Искандере..

. ..
Второй мой брат – наездник Искандер, педагог от Бога.— Вы так тепло вспоминаете о своих старших братьях – и в то же время сетуете на превратности их судеб. Чем запомнился Вам второй брат?— Неудачно, с моей точки зрения, сложилась жизнь и второго сына Разии – моего брата Искандера Гумеровича Амирханова (1930-1997). Родился он в 1930 году в Казани, очень любил животных, особенно лошадей, и был хорошим наездником. Будучи двенадцати-тринадцатилетним, когда мы жили в Средней Азии, он не раз объезжал (укрощал!) необъезженных жеребцов. Ездил он обычно без седла и без уздечки, так как ни того, ни другого не было — шла война. Несмотря на это, всегда пускал лошадь в галоп.Однажды, на лошади с такой «экипировкой» он возвращался из райцентра. Вместо седла — канар (домотканый мешок из грубой шерсти), вместо уздечки — верёвка, привязанная к шее лошади и накинутая петлёй на морду. В руке пустое ведро, а в ведре металлическая кружка. Как только лошадь побежала галопом, кружка в ведре загрохотала так, что лошадь испугалась и понеслась, не подчиняясь наезднику, стала неуправляемой.

Постепенно, одна за другой, из-под седока стали выпадать вещи, но ведро с кружкой оставалось в руке, продолжая пугать лошадь. Наконец, не видя другого выхода или не удержавшись (точно не знаю), Искандер упал с лошади.

Вернулся домой ободранный, весь в синяках, растеряв всё, что вёз, включая и продукты, которых было особенно жалко, зато с ведром и кружкой!..

Продолжение истории семьи Амирхановых в 1944..46 Самарканд


Далее: 1944..46 Самарканд

Комментариев нет »

No comments yet.

RSS feed for comments on this post.

Leave a comment

Powered by WordPress