tatar.uz folk history

1926 Кармышевы в Ташкенте

.. Хотя мы проехали уже по многим незнакомым местам, но до сих пор еще не почувствовали, что мы на чужбине. А вот в Ташкенте мы впервые попали совсем в иной мир..

Страницы из Дневников Галии Кармышевой о недолгом пребывании в Ташкенте.
Об этой книге статья «Подвиг Кармышевых». Есть андижанский период (26 страниц).

стр.397-398..

В Ташкенте мы остановились у некоего Абдурахмана. Фамилию не помню. Он жил в старом городе, недалеко от Чорсу, на одной из узких улиц вблизи кольца нескольких трамвайных линий [АК: трамвайное депо на Хадре?]. Абдурахману было лет сорок пять. От первой жены у него было трое сыновей, а от второй — одна дочь. Второй жене было двадцать один год. Абдурахмана я знала заочно: была о нем наслышана в Кульдже. Он два раза приезжал в Кульджу для закупки крупного рогатого скота. Жил тогда у Абуда хаджи. Говорили, что он очень развратный человек.

Хотя мы проехали уже по многим незнакомым местам, но до сих пор еще не почувствовали, что мы на чужбине. А вот в Ташкенте мы впервые попали совсем в иной мир. Дом, в котором мы остановились, был довольно хороший. Он принадлежал богатому узбеку. Сам он с семьей жил в загородном саду. Халиль, когда по делам приезжал в Ташкент, останавливался у Абдурахмана.

Халиль мне сказал: «Ты теперь здесь немного отдохни». Действительно, я была очень усталой. Ведь мы проехали две недели на повозке. Ехали не только днем, но и ночью. Детей я укладывала спать удобно, а самой приходилось спать примостившись кое-как. Я недосыпала.

В Ташкенте началась летняя жара. А в старом городе теснота, настоящих улиц нет, в разные стороны поворачивают кривые переулки и тупики. В них перед воротами хауз, заполненный водой еще весной, а сейчас вода уже испортилась и позеленела. Но все берут воду для питья и пищи из этого хауза. Вокруг не было ни одного дерева. Здесь нам было неуютно. Через несколько дней Зухра, жена Абдурахмана, начала водить нас по соседям. В этих узких тупиках и переулках маленькие убогие калитки. Все они со стороны двора заперты на цепочку. На стук Зухры женский голос обычно спрашивал: «Кто там?» Зухра отвечала: «Мы, матушка». Узнав ее голос, хозяйка обычно говорила: «Ой, Зухра, милая, оказывается это вы», — цепочка со звоном опускалась, и, открыв дверь, хозяйка впускала нас и с ласковыми словами обнимала каждую, а потом спешила расстелить одеала и усадить нас.

Когда входили в первый дом, Зухра сказав, что мы ненадолго, не позволила кипятить чай. Но хозяйка все же принесла лепешки, завернутые в скатерть, и поставила перед нами. Нам следовало непременно съесть хотя бы по кусочку, чтобы благодать не покидала этот дом. В других домах были и молодые женщины, и взрослые девушки. Все они миловидны, приветливы. У некоторых мы пили чай. В некоторых дворах росли деревья, цвели розы. Это были дома более зажиточных людей. Комнаты и айваны покрашены, дорожки мощены жженым кирпичом. Ограды все были глинобитные. Когда они днем накалялись на солнце, выходить на улицу было невозможно. Вечером нас мужья возили в новый город. Ездили на извозчиках. Тогда были только трамваи, а автобусов и такси не было. В новом городе улицы широкие, растут деревья, текут арыки.

У Зухры, где мы жили, был в доме чулан, куда они складывали вещи не первой необходимости. Там водились скорпионы и ящерицы. Когда туда входишь, ящерицы с шуршанием разбегались, кто в трещины в стене, кто к потолку, а некоторые оставались и, повернув свою круглую головку, долго смотрели на человека. Входить туда было страшно [АК: у нас на Паровозной тоже был такой чулан, его развалили в 1998, а внешнюю стену толщиной внизу чуть ли не в метр мы валили где-то в 2010, построили потоньше из шлакоблоков].
Вечером мы ужинали во дворе, постелив кошму. Сзади была кирпичная стена. Глина, скреплявшая кирпичи, местами осыпалась, и я была уверена, что в этих щелях обитают скорпионы, и боялась. Однажды после ужина заглянули со свечой в одну из щелей. Действительно, увидели их. Но как их оттуда достать? Наконец додумались их обдать кипятком и достать щипцами. Их сложили рядом. Оказалось шесть крупных и седьмой поменьше. Начало июля — самое время их размножения.

Мне не нравилось жить в этом доме, неудобно было. Хотя мы здесь прожили месяц, я не сумела отдохнуть. Сначала Абдурахман испытывал нас, приготовив стол с выпивкой. Когда узнал, что такой стол не доставляет нам удовольствия, сам стал возвращаться домой навеселе. Оказалось, что человек, который в Кульдже в отсутствие Хасана Шамиева соблазнил его жену Зайнаб и увез ее в эти края, этот самый Абдурахман. Он сам рассказал нам об этом в подробностях. Но не буду все это описывать, чтобы не испортить настроения тем, кто будет читать мои воспоминания. Только очень жаль, что Зайнаб, дочь Ахмадъяра абзый, пережила такие дни. Она здесь работала в ресторане. Но прожила она недолго, умерла.

Когда Халиль вернулся из Андижана, мы начали собираться к отъезду в Москву, а наша хозяйка Зухра загрустила. Мы с ней за это время подружились и стали как сестры. Договорились с ней переписываться. Они поехали нас провожать на вокзал. Мы их пригласили в ресторан при вокзале, как и других провожавших, и устроили угощение. Потом, попрощавшись со всеми, уехали в Москву.

Из рассказов Талгата-Зариф-улы (2010 Ташкент — поминки Фатыма-апа)

В 1927 в Ташкент из Казани приезжала Мафтуха — мать Зариф-бабая. В те годы они жили в разных местах в районе улицы Алмазар, махалля Караташ, потом перехали в проезд Мархамат. Я тогда не уточнил — о каком доме этот рассказ.

Далее — текст из видео..

Но конечно, мы очень мало знаем про нашего деда, очень мало. Потому что в 27 году только приезжала.. бабка, бабушка..папин мама.. она (..) (Шавкат: ..) да Центральный Телеграф.. А я годовалый, 8-месячный ребенок на руках у своей родной бабушки.. бабушка.. а там они из Казани привезли.. гусей штук 10 и развесили на айване.. (..) Оказывается я, это мать мне говорит, я говорю: «А-б-бо-бо..», на гусей показываю, дайте мне.. (Шавкат: «..пару гусей..») Вот это интересный момент.. (Райхан: ..) но мне.. я даже не мог разговаривать.. где-то..